Вредная привычка жить - Юлия Климова

– Я так понимаю, что эти булыжники не потянут на три миллиона долларов?

– Не потянут, – уверила я Сольку.

– А что это вообще такое? – возмутилась она.

– По всей видимости, природа щедро поделилась с Валентином Петровичем образцами своего труда.

Солька на всякий случай еще раз заглянула в сейф: миллионы никаким загадочным образом не появлялись. Тогда она подошла к журнальному столику, подхватила бутылку текилы и направилась к двери.

– Ты куда? – спросила Альжбетка.

– Да еще с нашей текилой! – возмутилась я.

– Я иду к Славке, чтобы пережить постигшее меня разочарование, мне нужно много текилы и много Славки!

С этими словами она ушла.

– Ничего, – утешила я Альжбетку, – найдем мы эти деньги, лежат они сейчас где-то и ждут нас.

– Ты думаешь?

– Уверена, просто мы еще мало трудились и мало искали.

– А где же мы еще искать будем, не по вокзалам же ходить, камеры хранения трясти?

– Я уверена, что Селезнев деньги держал где-то рядом, при себе, так что будем продолжать думать в этом направлении.

– А что это вообще за барахло такое? – спросила Альжбетка, указывая на кучу прозрачных коробочек.

– Похоже на хобби, – ответила я, – наверное, он по молодости рыбачил, байдарочки там всякие, горы, раньше это модно было, вот и привозил себе на память кусочки неживой природы.

– И что нам теперь делать с этим добром?

– Поставлю на балконе, пусть пылится, может, Солька как-нибудь их в школу снесет, у них там по географии небось что-то подобное проходят. Пусть детишек побалует.

– Сейчас она там со Славкой своих киндеров наделает с горя.

– Как ты думаешь, у них там по ботанике проходят способы предохранения? – смеясь, спросила я.

– Думаю, нет, – засмеялась и Альжбетка.

На этом мы и разошлись.

Ночью я очень плохо спала. Мне все время снилось, что я то падаю в обрыв, то стою на рельсах, а поезд едет на меня… За спиной все время слышался чей-то смех, и, не выдержав всех этих кошмаров, я вскочила часов в шесть и поплелась на кухню пить кофе.

Захотелось выкурить сигарету, но в затуманенном сознании я нашла нужную мысль, кричавшую мне, что я это дело бросила. Послушав свой внутренний голос, я положила в кофе в два раза больше сахара, чем обычно.

Сон не выходил у меня из головы, вчерашние события кружились и не отпускали тоже, я все время мысленно возвращалась в метро… Неужели меня хотели столкнуть?.. Хотели моей смерти, но что я сделала… вернее, сделала-то я много чего, но кто может об этом знать?.. Нет, так я этого не оставлю, никто не вправе назначать меня на роль Анны Карениной без моего на то согласия… Надо искать человека, который сначала наступал на пятки Селезневу, а вот теперь идет по моему следу… Я должна обернуться и увидеть его лицо!

Допив кофе и приняв решение идти во всем до конца, я почувствовала себя намного лучше. Я оделась, накрасилась, повертелась около зеркала и подошла к шкафу, где лежали кассеты с видеозаписями. Поразмышляв секунду, я взяла кассету, на которой были записаны любовные похождения Юры, обернула ее в газету и положила в черный пакет: это я возьму с собой на работу.

Я вышла на лестничную площадку и увидела Сольку, стоящую около лифта.

Солька пела.

Она никогда не поет, а сейчас пела.

Даже в хоре она просто открывала рот, за что имела твердую четверку.

А вот сейчас – пела!

Я подошла к Сольке и спросила:

– Ну, как жизнь, подруга?

– Ты знаешь, – сказала Солька, – на свете столько замечательных вещей, столько прекрасного на свете… Я вот думаю – как же хорошо, что мы вчера не нашли эти чертовы деньги!

Когда я переступила через порог приемной, я услышала, как из кабинета Любови Григорьевны доносится такое же стройное и звонкое пение, как и у Сольки, а ведь моя директриса тоже никогда раньше не издавала столь мелодичных звуков.

Я улыбнулась: хорошо, что на свете есть мужчины, заставляющие женщин петь!

Я села за стол, обхватила голову руками и сказала:

– Ну, Воронцов, держись: я буду не я, если не запою!

Я преподношу Юре подарок, отправляюсь к следователю и частично утоляю свой информационный голод

Дождавшись, когда основная масса населения поспешила в столовую утолять свой нарастающий голод, я, взяв черный пакет с кассетой, отправилась к программистам. Гребчука не было, и никто не мешал мне выполнить задуманное.

На пальце Юры блеснуло обручальное кольцо, и я сморщилась.

– Привет, – сказал он, – почему не обедаешь, диета, что ли, вечно вы, девчонки, на диетах сидите.

– Да нет, просто к тебе пришла, поговорить.

Я положила перед Юрой пакет

– Что это?

– Это кассета, я думаю, ты знаешь, какая.

Юра побледнел и нервно стал приглаживать волосы.

– Она случайно попала ко мне. Так как мне она ни к чему, забирай на долгую память.

Юра молчал. Было видно, что в душе он мечется: он не знал, смотрела ли я ее, и смотрела ли до конца, и что мне вообще нужно…

Я повернулась, чтобы уйти, и услышала:

– А откуда она у тебя?

Хорошо, что Юра не стал прикидываться – мол, он не знает, о чем это я, и так далее, и тому подобное.

– Убираться заставили в кабинете Селезнева, вот она мне и попалась.

– Спасибо, – тихо сказал Юра.

Я вышла. Вот теперь и я могу пойти спокойно поесть. Зачем я отдала Юре кассету? Я хотела расположить его к себе: пусть видит, что я не враг, что мне можно доверять. Думаю, через какое-то время он отойдет от шока и согласится поболтать со мной о том о сем, и, возможно, скоро я буду знать куда больше, чем сейчас.

Навстречу мне неслась Любовь Григорьевна.

– Сейчас Лариса только от следователя пришла, пойди к ней, она повестку для тебя захватила, заодно узнай у нее все, мне вот в понедельник идти…

Я как-то и забыла, что на свете есть правосудие и что оно не дремлет и рано или поздно призовет к ответу.

– Ты боишься? – спросила Любовь Григорьевна, оценивая мой задумчивый вид.

– Нет, я радуюсь.

– Чему?

– Тому, что можно смотаться с работы под видом допроса.

– Предупреди Воронцова, – покачивая головой, сказала Любовь Григорьевна.

Я направилась в бухгалтерию. Народу там было, наверное, больше, чем в столовой. Лариска взахлеб рассказывала о своем путешествии к следователю, и все, развесив уши, слушали. Увидев меня, она сразу принялась рыться в своей сумочке и, достав оттуда сероватый бланк, протянула его мне со словами: