Буря приключений - Юлия Фирсанова

А вот Кэлберту, внимательно, с каким-то маниакально-жадным любопытством прислушивающемуся ко всем беседам лоулендцев, такой поворот дела явно не понравился. Издевательств над собой пират не собирался терпеть ни от кого, тем более от женщины, на которую положил глаз уже в первую минуту встречи. Грубо встряв в разговор, мужчина категорично заметил:

— Лично я не собираюсь отдавать какой-то свихнувшейся на своем вампирском происхождении бабе ни капли крови. И не проси!

Принцесса медленно обернулась к пирату и, полуприкрыв глаза, томно промурлыкала, погрозив Кэлберту пальчиком:

— Я и не собираюсь… просить, скорее ты сам, если я захочу, будешь умолять об этой чести, заклинать меня о ней.

Мужчине показалось, что серые глаза заглянули к нему прямо в душу, а от улыбки, скользнувшей по губам принцессы, перехватило дыхание. Кэлберт со всей очевидностью понял: богиня любви права. Стоит ей лишь улыбнуться так, как сейчас, поманить его пальцем, подать малейший знак, и он, очумев от чар этой женщины, сам запрокинет голову, подставит ей шею и будет страстно умолять, чтобы она попробовала его крови, как о великой чести. От одной мысли о том, что губы принцессы могут коснуться его шеи, Кэлберта пробила дрожь сильнейшего возбуждения… В эту секунду не было для пирата вокруг никого, кроме дивной богини, ее голоса, захлестнувшего словно аркан, и серого омута глаз, в котором мечтал утонуть бы каждый. Мужчине было даже страшно представить, что случится, если Элия коснется его рукой. Он уже был почти готов отдать все, все, что она прикажет, даже бессмертную душу…

Поняв, что шутка против ее воли зашла слишком далеко, Элия прикусила губку и отвела взгляд. Наваждение частично схлынуло. На мгновение воцарилась почти полная тишина, нарушаемая лишь удивленным вздохом Элегора (во принцесса дает, как голову задурить может!), скрипом песка под ногами и зубов Мелиора, который был вне себя от ревности и злости.

Как только Элия способна обращать внимание на такое ничтожество, безродного ублюдка, который недостоин не то что беседовать с принцессой, но даже находиться с ней рядом?! Как она может улыбаться ему?! Ему, когда рядом находится куда более достойный мужчина, готовый на все, чтобы завоевать ее благосклонность! Принц до того взбесился, что перестал смотреть под ноги, запнулся и едва не грохнулся ниц.

— Утомился, братец? — преувеличенно участливо осведомился Кэлберт, ухватившись за подходящий повод к смене темы.

— Нет, — процедил Мелиор, снял непригодные к ходьбе по песку тапки без задников и ускорил шаги, чтобы доказать ублюдку, что истинный принц Лоуленда куда выносливее его.

Удовлетворив свое любопытство насчет странного поведения Элии, герцог оставил ее в покое и, понимая, что с надменным принцем занятного разговора не выйдет, переключился на Кэлберта. Элегор начал донимать пирата расспросами о ремесле корсара с такой дотошностью, будто окончательно определился для себя с этой карьерой. Глаза юноши горели безумной жаждой приключений. В мечтах он уже видел себя ужасным пиратом Элегором Неистовым или Беспощадным (каким именно, герцог еще не выбрал), грозой Океана Миров, ужасом толстобрюхих купцов и мечтой томных дев. Польщенный таким вниманием к его профессии, Кэлберт поначалу вяло отбрехивался, а потом начал обстоятельно отвечать.

Краем уха прислушиваясь к «содержательному» разговору, принцесса улыбнулась энтузиазму неунывающего паренька. Малыш, как, впрочем, и его собеседник, даже не осознавал всей серьезности положения, в котором они оказались. Слишком велика была подсознательная уверенность Элегора в магических силах членов королевской семьи и вера в собственную сверхъестественную живучесть. Элия молчала, не желая лишать его оптимизма, что удивительно, молчал даже Мелиор. Принц справедливо полагал, что в любом деле от настроя зависит половина результата. И если божественное жизнелюбие Элегора заражает пирата надеждой на благополучный исход приключения, так тому и быть.

«Впрочем, авось выкрутимся», — успокоила себя богиня и понадеялась, что они не пробудут здесь настолько долго, чтобы мужчины от скуки иль раздражения, «позабыв» о мирном договоре, перестали сдерживать агрессивные инстинкты или случилось еще что-нибудь непоправимое. Пока им удавалось держать себя в рамках приличий, и даже более того, между Кэлбертом и Элегором начали устанавливаться почти приятельские отношения.

Пока герцог и пират болтали, Мелиор счел возможным присоединиться к сестре. Сбросив маску сибарита, которая облекала его, словно мягкие бархатные ножны смертоносную сталь стилета, принц спокойно шагал по раскаленному песку, совершенно не обращая внимания на демонический жар пустыни. Его босые ноги (домашние шлепанцы Мелиор привязал к поясу халата рядом со шпагой) глубоко увязали в бесконечном желтом океане.

Сработали и другие защитные механизмы: под немилосердно палящим солнцем аристократически бледная, лишь подернутая намеком на золотистый налет загара кожа бога уже начинала приобретать смуглый оттенок. Ярко контрастируя с синевой его глаз и светлыми волосами, загар вовсе не портил, а скорее, напротив, подчеркивал изящную и в то же время мужественную красоту бога. Лицо Мелиора было спокойным. Если он время от времени и отпускал язвительные замечания, внешне проявляя какие-то отрицательные эмоции, то они отныне не затрагивали глубин души.

Адекватно оценив сложную ситуацию и поняв, что он пока ничего не в силах поделать с беспокоящими его проблемами (пребыванием в безжизненной пустыне, отсутствием подобающей принцу Лоуленда одежды и наглым пиратом, претендующим на внимание сестры), Мелиор отложил все волнения на потом. Он словно запер их в своем сознании, как педантичный хозяин ящик стола с важными документами.

Этот замечательный божественный дар, талант бога интриги, заключающийся в умении управлять своими мыслями, эмоциями и убирать тревожащие факты, воспоминания в глубину сознания, очень помогал трезво мыслить в критических ситуациях и не дергаться по пустякам. Новый, хладнокровный Мелиор не забывал о причинах волнения, но как бы отодвигал их в сторону, лишая права на приоритетность, чем помогал самому себе сделать беспристрастный выбор. Принц часто пользовался своим даром не только в плетении интриг, осуществлении мести, но и когда речь шла о сестре, воздействии ее таланта. Так Мелиор прятал чувства, сводящие с ума. Но как же подчас ему хотелось наплевать на сдержанность.

— Приношу свои глубочайшие извинения, дорогая! — галантно обратился принц к сестре. — Я приглашал тебя на дивную морскую прогулку, для развлечения, но никак не планировал перемещения в столь неподобающие принцессе Лоуленда условия.

— Зато Силы Судьбы решили, что нам здесь самое место, — усмехнулась Элия, ничуть не злясь на брата, его вина в полотне неприглядной реальности действительно была минимальна. — Не могу сказать, что я согласна, но вряд ли ОНИ явятся сюда для дискуссии.

— Зато кое-кому, — Мелиор кивнул в сторону поглощенных увлекательной беседой Элегора и Кэлберта, — здесь, похоже, нравится. Впрочем, чего еще ожидать от вечного бродяги и ублюдка.

— Да, здешние края не для пикников, — продолжила Элия разговор о пустыне, небрежно игнорируя желание Мелиора позлословить. — Ни жалких кактусов, ни иных колючек, ни перекати-поле.