Карлики - Максим Дегтярев

— Да кто ж спорит, — согласилась Татьяна, — то есть, вы, в вашем архиве хотите собрать и сохранить все, что навыдумывало человечества вне зависимости от происхождения и степени научности. Но я с другим вашим тезисом не согласна. Я против того, чтобы все валить в одну кучу. Не все одинаково ценно. Вот, например, как по вашему, сколько времени надо учиться, чтобы понять, что думает современная физика по поводу устройства мира?

— Лет десять-пятнадцать, — ответил Абметов. Татьяна посмотрела на меня, но я лишь пожал плечами, — мол, откуда мне знать.

— Хорошо, пусть — десять. Но это ведь очень долго! Не многие готовы все бросить и сидеть десять лет за учебниками. Тогда возникает некто, и этот некто говорит: «Не хотите десять — не надо. Вот вам наука, которой можно овладеть лет за пять. Местами будет непонятно, но вы уж поверьте на слово, — там все верно.» Пойдем дальше. Пять лет — это тоже срок. Нельзя ли побыстрее? Отчего же, конечно можно! Очередной нeкто берется вам все растолковать за год. Но взамен, вы должны ему верить на слово еще больше, чем тому, кто укладывается в пять лет. Иначе говоря — верить в откровение. И так далее — спрос рождает предложение. Пророки и ясновидцы плодятся, как шнырьки в сытный год. Для мореплавания нужна была настоящая наука и, хочешь не хочешь, а изучай астрономию, математику, физику и бог знает, что еще. А сидишь дома — тут и откровением обойтись можно. В общем, все от лени — и хорошее и плохое.

— Я и не ожидал, что ты такая материалистка, — искренне удивился я. Абметов пояснил:

— Татьяна говорит, что природа выдумала некоторый механизм, который позволяет человеку «допридумывать» то, чего он не может получить извне. Такая точка зрения позволяет смело отмахиваться от любого эзотерического знания — мол, это что-то вроде рефлекса, ответной реакции на недостаток знания научного. И плевать, что человечество большую часть своей истории жило именно откровением, а не наукой.

Татьяна отозвалась не менее эмоционально:

— Так ведь зло берет — сиди тут, изучай, мучайся, а приходит очередной проныра с очередным откровением и у него на все готов ответ. А ты, со своими поисками, никому не нужен!

Грустную она обрисовала картину. Абметову захотелось помириться:

— Кто знает, кто знает… Я вас прекрасно понимаю. Но все вами сказанное относится к более поздней эпохе — когда наука ушла далеко от практической жизни и стала непонятной для простых обывателей. Более того, учений, желавших называться научными, становилось все больше и больше. Теория относительности проникла в теорию познания — люди решили, что научная истина — вещь весьма относительная, а потому всяк имеет право на свою науку. И тут стало происходить то, о чем вы говорили — науки стали печься как пирожки — каждому на его вкус. Теперь, когда люди расселились по разным планетам, это особенно актуально.

«Не на Франкенберга ли с его гомоидами он намекает», — мелькнуло у меня в голове. Абметов продолжал вещать:

— Про проныру с готовым ответом — тоже правильно. Хуже всего, если этот ваш проныра окажется инопланетянином, и тогда вся наука пойдет прахом — вся антропоцентричная наука, я имею в виду. В определенном смысле, вы сами роете себе могилу. С вашими убеждениями, я бы бросил искать сапиенсов — не к добру это. В конечном итоге, что мы, люди, хотим знать? Мы хотим знать, как устроен мир и какое место мы занимаем в этом мире. Но что мы подразумеваем под устройством мира? Некий текст, написанный на человеческом языке и отвечающий на все вопросы, заданные, опять-таки, на человеческом языке. Неявно, мы подразумеваем, что наш язык, наше мышление исчерпывает собою всю Вселенную. Любая наука — антропоцентрична. Любая наука подразумевает, что Вселенная целиком и полностью содержится внутри нас. Это очень сильное допущение. Стоит только предположить, что существует кто-то мыслящий не как мы, то сама познаваемость мира автоматически ставится под сомнение. Научная познаваемость, конечно же, а не интуитивная…

Абметов поймал-таки на вилку кусок недоеденного хруммеля и отправил себе в рот — хруммель послужил предлогом для того, чтобы не заканчивать мысль.

Еле слышным попискиванием комлог известил меня о приходе сообщения из Отдела. Возникшая по вине Абметова пауза была как нельзя кстати. Получив разрешение ненадолго отлучиться, я вышел в вестибюль, нашел свободное кресло в самом дальнем углу и включил комлог.

Яна торопливо докладывала о своих изысканиях. Сведений об Абметове в Канале еще меньше, чем о Франкенберге. Архив Истории Науки в природе существует, но ни где он находится, ни списка его сотрудников Яне разыскать не удалось. Имя Симеона Абметова всплыло дважды. Во-первых, Абметов упоминался как участник научной конференции по фундаментальной антропологии. Та конференция проходила на Земле, двадцать пять лет тому назад. Примечательно, что одним из докладчиков на конференции был профессор Франкенберг.

Во-вторых, Яна раскопала старую — тридцатилетней давности — статью, за подписью «С. Абметов» — в то время он еще не был «доктором». Статью я привожу частично — только в качестве иллюстрации к тому научно-историческому направлению, что выбрал для себя молодой Абметов. Отрывок является, по сути, пересказом значительно более старой концепции, выдвинутой в самом начале двадцать первого века неким Дэвидом М. Гиптфилом. Вот этот отрывок:

Всем хорошо известно, с какими трудностями пришлось столкнуться египтологам, пытавшимся современным языком передать представление древних египтян о пространстве и времени. Основная проблема заключалась как раз в том, что у египтян не было отдельного слова, которое бы могло означать понятие, близкое по значению к нашему понятию «пространство», и, аналогично, для понятия «время» у них также не было специального слова. Но, зато, вместо привычных нам «пространства» и «времени» у египтян были «нехех» и «джет». Вот тут мнения ученых и расходятся. Многие так и переводят эти слова, как, сответственно, «время» и «пространство». Этих горе-переводчиков смутило то, что в «Книге Мертвых» «нехех» и «джет», в совокупности, означают «все сущее». Ближе всех к истинному смыслу этих таинственных слов подошел крупнейший египтолог двадцатого столетия, профессор Хайдельбергского университета, Ян Ассман. Он справедливо заметил, что «нехех» можно интерпретировать как «изменчивость», то есть это «время», движение которого суть изменения, происходящие в природе. Что же тогда такое «джет»? Ассман интерпретирует это слово как «завершенность», или, точнее, как «продолжение того, что уже завершилось», или как «результат завершения». Итак, что мы имеем. «Нехех» и «джет» вместе означают «все сущее» или, что на наш взгляд, более правильно, «когда-либо сущее». Так ведь это, ничто иное, как ставшее теперь классическим четырехмерное «пространство-время» или «пространство событий»!

Мы установили, чтo «нехех» и «джет» означают в совокупности, но что же они означают по отдельности? Подойдем с другой стороны. Как в двадцатом веке представляли себе пространство событий? Критики теории относительности знают ответ: пространство событий делилось на две области — область событий абсолютно удаленных во времени и область событий абсолютно удаленных в пространстве. Называли эти две области соответственно времениподобной и пространственноподобной. Формально, первая характеризуется тем, что для любого события из этой области существует система отсчета, в которой это событие происходит в том же месте, что и начало исходной системы отсчета, но, разумеется, в другое время. Напротив, для любого события из пространственноподобной области существует система отсчета, в которой это событие происходит одновременно с началом исходной системы отсчета. Но все это лишь формальные определения. В чем же их суть? А суть в том, что абсолютно удаленные в пространстве события хотя и происходят где-то рядом, но недоступны для нашего влияния, более того, мы их не видим, хотя наша интуиция подсказывает, что там, «по ту сторону добра и зла» находятся и живут своей жизнью результаты некоего становления. То есть пространственноподобные события суть «джет». Но в отличие от своих далеких потомков, древний египтянин считал, что именно такие события и решают судьбу мира. Если б боги жили где-нибудь в туманности Андромеды, то нам бы оставалось лишь предполагать, чем там они сейчас занимаются, ведь с Земли галактику мы видим такой, какой она была полтора миллиона лет назад. Иначе говоря, мы не поспеваем за тем, что там происходит. Не случайно именно с концепцией «джет» связывают образ бога Осириса. Его, также, часто называют «сеф», то есть «вчерашний день» — мы знаем его таким, каким он был вчера.