Война на Дунае - Андрей Владимирович Булычев

него и осталась. Потом, правда, он другому её передал, а сам до капрала у отборных стрелков дослужился и с отечественным штуцером сейчас воюет.

– Вот вы изверги, Егоров, обобрали бедных пруссаков, – укоризненно покачал головой Толстой. – Значит, в приятельских отношениях вам с Корфом теперь точно не быть. Такое унижение он тебе ни за что не простит. Ладно, тогда изменим немного наш план.

– Что-то тема разговора у тебя какая-то странная, Митя, – Лёшка пристально посмотрел в глаза друга. – Планы какие-то. Говори быстро, чего задумал?!

– Да я-то ничего, это дело скорее по линии Баранова будет, Алексей, – ответил тот уклончиво. – Поэтому извини, многое тебе пока сказать не могу. В последнее время, как ты мог бы и сам заметить, в ставку командующего обильно наезжают представители всяких иностранных государств. То ли ещё будет, когда сюда сам Потёмкин из столицы вернётся. А приезд такого количества важных иностранных особ, Лёша, это верный признак грядущих перемен в войне и дипломатии. Чую, очень скоро для нас начнётся неспокойное время. Вся эта европейская сволочь, прости господи, обязательно попытается принизить наши военные победы. А уж что-что, интриговать они отлично умеют. И тут нам нужно будет держать нос по ветру. Ну, до этого нам еще, разумеется, нужно разбить турок. Пока же главное квартирмейстерство очень интересует положение неприятеля на правом берегу Дуная, а у тебя вон дозорные группы всё никак с него не вернутся.

– Ну вот и пошёл бы сам к Кунгурцеву и настоял на выходе его судов? – ехидно проговорил Егоров. – Ты же у нас теперь начальство как-никак, вес имеешь. Глядишь, не пошлёт он тебя далеко и прямо сразу.

– Да подходил я уже, – вздохнул печально Толстой.

– Ага? – оглядел расстроенного друга Лёшка. – А я смотрю, ты какой-то печальный. Да ладно тебе, Митька, брось ты расстраиваться, флотские они ведь такие хамы, никакое начальство им, кроме своего морского, не указ. Ну подумаешь, послали, в первой, что ли, тебе?

– Да иди ты! – отмахнулся Толстой. – Издевается он! Наливай лучше ещё одну кружку, да тему сменим. Какая вкуснота! – Макнув в блюдечко с мёдом, он откусил пряник и зажмурил от наслаждения глаза. – Прямо во рту тает. Не то что эти местные кукурузные лепёшки. Смотреть я на них уже не могу. Серо тут всё, уныло, то ли дело сейчас в наших в обеих столицах. В Москве-то, говорят, ещё довольно скромно Измаильскую викторию отмечали, а уж в Санкт-Петербурге с грандиознейшим размахом. Григорий Александрович, рассказывают, не поскупился, в две сотни тысяч рублей ему этот праздник обошёлся. Самые главные торжества проходили в его новооткрытом Таврическом дворце, где присутствовала вся знать империи и приглашённые иностранные гости, а это без малого аж пять тысяч человек! Особенно, сказывают, впечатлил их Зимний сад, в центре которого в специальной ротонде стояла великолепная мраморная скульптура Екатерины-Законодательницы. Небось, сам понимаешь, кому этим князь хотел угодить? А вообще даже искушённые иностранцы и то были вынуждены признать, что этот новый Таврический дворец не только лишь шедевр русского зодчества, но и один из лучших и крупнейших дворцов всей Европы. По отзывам знатоков, его изысканная скромность фасадов весьма контрастировала с исключительной роскошью и великолепием внутреннего убранства. Саму же программу праздника составили идущие беспрерывной чередой спектакли, танцы, обед, плавно перетекающий в ужин, фейерверки, маскарад, и всё это при изысканной музыке! Ох! Ну почему же я не там?! – воскликнул Толстой, чуть не пролив на себя чай. – Во всех залах дворца и даже во всём протяжённом парке, Алексей, устроили просто грандиозную иллюминацию. Подумай только, для этого во всём городе и в ближних, и дальних окрестностях вплоть до Новгорода и Пскова был скуплен весь свечной воск. Мало того, его не хватило, и пришлось закупать даже в Москве, подгоняя к Неве целые свечные обозы. В общем, все гости не переставали восхищаться великолепным дворцом и богатством светлейшего. Говорят, он впечатлил даже и саму Екатерину, а ведь именно этого-то он и добивался более всего. Так что не знаю, не знаю, какие там сейчас расклады при дворе, – почесал задумчиво лоб Митя. – Если влияние Потёмкина на императрицу восстановится в полном объёме, то могут последовать большие движения там, – кивнул он вверх. – А если нет? Ну да ладно, чего гадать, поживем – увидим. Так на чём я остановился? Да, дворец был просто восхитителен! И сам праздник явно удался. Не забыли даже про простой народ. Офицер фельдъегерь, сам присутствующий на сих торжествах, рассказывал, что за версту до Таврического дворца и то уже стояли столы, ломящиеся от закусок. А рядом с ними специально поставленные люди наливали всем вина из огромных бочек. Да, и как пик всего праздника – это торжественное открытие его новым полонезом. Называется он, Алексей, – «Гром победы, раздавайся!». Написал его Гаврила Державин, а музыку на слова положил молодой и доселе неизвестный композитор Козловский. Говорят, все были в совершенном восторге, а Екатерина так та даже прослезилась от обуявших её чувств и повелела с сего дня звучать ему при каждой ответственной и важной церемонии. Так что победа над казавшимся несокрушимым Измаилом, Лёшка, была увековечена просто грандиозным торжеством! – патетично воскликнул Толстой. – Каков праздник!

– Победа над Измаилом увековечена не торжеством празднования, а беспримерным мужеством русского солдата и офицера, а также гением Суворова Александра Васильевича, – проговорил негромко Егоров. – Кстати, а сам-то виновник присутствовал на нём?

– Нет, генерал-аншеф уже два месяца инспектирует крепости Финляндской укреплённой линии, – пряча глаза от Лёшки, ответил Митя. – Ну что ты на меня так смотришь? Как будто бы это я его туда послал? Кто бы спорил, что он гений? Ну ведь можно было не иметь такого колкого, такого неуживчивого характера, или хотя бы прикусить на время язык? Вот нужно было ему с Потёмкиным пикироваться, а?! Показал бы свою лояльность к светлейшему, поступился бы частью своей славы за Измаил, дескать, под мудрым руководством князя он сию крепость брал. Так нет же, не захотел, вот и оказался в опале. Не любит власть такое.

– Это гений, Митенька, не нам с тобой его судить, всё рассудит время и потомки, – проговорил тихо Алексей. – Наливай лучше ещё чай, посидим, а там и к ужину барабаны пробьют. Надеюсь, ты не побрезгуешь полковой, солдатской кашкой подкрепиться?

Глава 4. Важные сведенья

Вторую неделю стояла устойчивая жаркая погода. Вода на Дунае сначала спала на пядь, потом на пару пядей, на пол-аршина, а затем за сутки сразу на целый. Кунгурцев, стоя с казачьими старшинами на пристани,