Малавита 2 - Тонино Бенаквиста

Магги проиграла партию монстру и предпочитала принять это поражение без дальнейшей борьбы. Новая книга Фреда станет как бы посмертным посланием от «Пармезана» его убийцам. Они должны понять, что она могла бы превратить их жизнь в ад, но не сделала этого; должны увидеть, чего они избежали. Она молилась Богу и черту, чтобы у Фреда хватило сил на эту книгу, как хватало когда-то на то, чтобы терроризировать в одиночку целый американский штат.

— Чтобы взяться за такую cash machine, — сказал он, — нужен определенный отправной капитал, и людей придется нанять. Главный удар примут на себя три стратегические фигуры: твой Франсис Брете, управляющий по парижскому региону и европейский директор, а на главного босса в Денвере выйдем позже. Надо узнать, где они живут, и вычислить всех самых близких членов их семей. Потом я хочу знать их привычки, коды, график и место парковки. За две недели частный детектив смог бы тебе сказать, где их жены покупают лифчики.

Для осуществления этой части программы Магги собиралась обратиться к Сами и Арнольду, которых так достала наглость этих, напротив, что они будут только рады поработать вместе со своими скутерами на благое дело.

Видя, как Фред активно взялся за работу, Магги сделала над собой усилие, чтобы не сказать ему: Ни в чем себе не отказывай, дорогой, нагони на них страху. Сделай это для меня.

* * *

Уоррен позвонил с дороги патрону и, сославшись на аварию, сказал, что вернется лишь к вечеру. Приехав в Ди, он без труда отыскал старьевщика, копошившегося в своем пыльном сарае без вывески, где кучей валялись пружины от матрасов, крышки от дымовых труб начала двадцатого века и столь любимые парижанами медные кастрюльки. Подождав, пока тот отделается от клиента, торговавшегося по поводу цены на подставку для курительных трубок, Уоррен прошел за ним в угол между двумя металлическими шкафами, служивший старьевщику кабинетом.

— Я от Гриола. Вы продали ему черепаховый столик.

Ему не пришлось даже показывать фотографию.

— Надеюсь, он получил за него хорошую цену.

— Эта вещь была украдена, и я знаю даже у кого. Если вы скажете, как вы ее получили, я обещаю, что вас никто не потревожит.

— Не потревожит?

Слово было выбрано неудачно, и Уоррен тут же пожалел об этом. Старьевщик нисколько не опасался быть потревоженным каким-то там проходимцем, который явился требовать у него объяснений. Но молодой Уэйн не проявлял особой враждебности, ему просто надо было узнать все обстоятельства ограбления, даже если правда окажется хуже, чем сама потеря вещи, без которой все прекрасно обходились. Не важно, был этот человек скупщиком краденого или нет — какое Уоррену до этого дело? Подобные истории лишили его детства, и в свою новую жизнь он их не допустит. Мир таков, каков он есть, ему его не изменить, но он не позволит чтобы этот мир помешал его любви.

— Похоже, вы знаете об этой вещи больше, чем я. Слушаю вас.

Уоррен заново сформулировал свой вопрос, вложив в него больше дипломатии, но желаемого ответа так и не получил. Дело его было правое, и он хотел разобраться во всем самостоятельно, не причиняя никому вреда, — так будет лучше, в том числе и для этого незнакомого человека, который, похоже, терял уже самообладание.

— Убирайтесь отсюда…

Молодой Уэйн начинал сердиться, больше всего именно от того, что он не хотел сердиться, но его не поняли, так что… Он схватил старьевщика за воротник, поставил его на колени и, протащив несколько метров, засунул его голову в нижний ящик металлического шкафа. Тот взвыл, забился, пытаясь освободиться, начал задыхаться, но Уоррен утихомирил его ударом ноги по ящику, край которого врезался ему в горло.

В наступившей тишине Уоррен удивился той легкости, с которой он исполнил это короткое па-де-де. Он немного приоткрыл ящик — не для того, чтобы дать своей жертве вздохнуть, а чтобы услышать, что она скажет.

— Старушка разбирала свой гараж… В списке вещей был этот столик… Она не представляла, сколько он может стоить, я этим воспользовался… Нехорошо, конечно, но все так делают… Если хотите, у меня есть бумага с ее подписью, там, в папке, наверху…

Нет, в наличии этого документа, позволившего составить фальшивый сертификат, Уоррен не сомневался, а вот в изложенной ему версии — да. Ему впервые доводилось заниматься таким нелегким делом — пытаться уловить правдивые нотки в голосе человека, голова которого засунута в металлический ящик. Самое трудное тут — поймать момент, когда человек перестанет попусту трепать языком, а начнет выдавать именно то, чего ждет от него мучитель. В промежутке между этими двумя мгновениями обычно и появляется правда.

Да, когда представляется случай, старьевщик занимается скупкой краденого, да, он принимает у себя взломщиков, промышлявших в округе, да, столик краденый, у кого — он не знает, но может позвонить парням, которые ему его сбыли.

Уоррен попросил его быть поубедительнее, говоря по телефону, чтобы они приехали как можно скорее, а то запру тебя вот в этот сундук и подожгу. Затем он обошел сарай в поисках какой-нибудь дубинки и некоторое время колебался между обрезком канализационной трубы и металлической ножкой садовой скамьи, валявшейся там в разобранном виде. Он взвесил в руке и то, и другое и остановил свой выбор на свинцовой трубе, достаточно тяжелой, чтобы одним ударом раскроить череп.

Приготовившись таким образом к встрече с грабителями, он вспомнил вдруг написанные его отцом слова из «Крови и долларов». Почему они запомнились ему и именно сейчас всплыли из памяти?

Видеть, как бьют за дело, и бьют сильно — это зрелище, которое никогда не надоест и за которое не чувствуешь вину. Вот единственный вид насилия, которого я уж точно никогда не боялся.

* * *

Джерри Костанца, приятный шестидесятилетний господин в коричневом костюме, встретил Бэль с любезностью джентльмена. Сопровождавшие его головорезы, напротив, осмотрели ее с ног до головы, как делали это со всеми женщинами, тем более с такими, каких никогда не смогли бы себе позволить. Один из них был типичный представитель вида; сильный как бык, мускулов столько же, сколько жира, навеки задержавшийся в подростковом возрасте, он беспрекословно подчинялся боссу и смертельно боялся женщин. С его стороны Бэль нечего было бояться, чего не скажешь о другом; с такими типами, редкими и очень опасными, надо проявлять особую осторожность. Такие с годами не теряют стройности, всю жизнь занимаются спортом, равнодушны к еде и к женским ласкам, и, в отличие от откормленного итальяшки, в них трудно признать мафиозо. Они быстро делают карьеру и становятся чемпионами среди убийц Обычно они не создают семьи и умирают в перестрелке, оставляя после себя горы трупов.

При взгляде на эти три фигуры Бэль вдруг увидела себя совсем маленькой в ресторане Беччегато, где все сидящие за столом мужчины дружно кричали «браво» при ее появлении. Она перелетала поверх тарелок с рук на руки, а потом после ужина каталась на бьюиках, шевроле и кадиллаках, которые эти господа предоставляли в распоряжение маленькой принцессы. От такого возврата в прошлое ей стало немного грустно.