Малавита 2 - Тонино Бенаквиста

— Это столик в стиле «булль», эпоха Наполеона Третьего, — сказал Гриола.

— Я знаю.

— С ним почти ничего не надо делать, только почистить хорошенько да ящик отполировать. Меньше чем за шесть тысяч евро я его не отдам.

Уоррену достаточно было сказать: Этот столик краденый, и я знаю, у кого его украли. Зовите жандармов, и дело было бы сделано. Он не мог спутать — это был столик Деларю. Они даже специально показывали его Уоррену, чтобы узнать его мнение как мастера о черепаховом столике в стиле «Булль». Он сказал им тогда: Я столяр, а не краснодеревщик, но все равно, чувствовал себя гораздо увереннее, чем в разговоре о Моцарте.

Жандармы не слишком обнадежили Деларю относительно возможности увидеть когда-нибудь еще их столик. Грабители были либо дилетанты, которым слишком ценные вещи лишь мешают, и они в конце концов выбрасывают их на помойку; либо речь шла, наоборот, о профессионалах, которые знали, за чем идут и как это сбыть. Вот доказательство: столик очень быстро найдет покупателя за шесть тысяч евро у какого-нибудь антиквара с безупречной репутацией.

Если бы Уоррен произнес эту фразу: Этот столик краденый, и я знаю, у кого его украли. Зовите жандармов, семья его невесты получила бы обратно свое имущество, он стал бы героем, а Лена потом рассказывала бы эту историю их детям.

Потому что детей у них будет куча. Уоррен смастерит им деревянные игрушки, и мальчикам, и девочкам; от старших эти игрушки перейдут младшим, а те передадут их своим детям. Они с Леной станут основателями династии великих путешественников, которые объедут весь мир, но никогда не забудут места, где родились. Из них получатся честные, порядочные ребята, которым и в голову не придет ставить себя выше закона.

Уоррену стоило только сказать Гриола: Этот столик краденый, и я знаю, у кого его украли. Зовите жандармов — и начало великой семейной саги было бы положено. Но вместо этого он произнес:

— Возможно, у меня есть покупатель. Наш клиент, дантист из Баланса, он как-то спрашивал, где можно купить вот такой столик. Я могу с ним поговорить, но он спросит документы.

Юный Уэйн не зря произнес эту фразу прежде, чем ту. В день ограбления Деларю и сами не знали, что им придется уйти на два часа из дома. Так что предупредить грабителей об их отсутствии с такой точностью мог только кто-то из близких. И Уоррен хотел раньше других узнать, кто это.

— Все есть, а вы как думаете? Мне продал его один старьевщик из Ди, он ищет всякий хлам по чердакам и продает на рынке. Он мог лет десять ждать, пока кто-то захочет его купить за приличную цену. Скажите вашему клиенту, пусть позвонит мне, я могу вам даже дать фотографию.

Уоррен вернулся к машине и поехал в сторону Ди, не обращая больше внимания на пейзажи.

* * *

Мне придется надеть микрофон? — спросила Бэль. Том веселился, глядя, как серьезно она относится к заданию, воображая себя уже суперагентом ФБР, готовым рисковать жизнью, чтобы записать секретные разговоры воротил преступного мира.

— Нет, никакого микрофона. Они даже не станут вас обыскивать.

— Том, вы уже сто раз сказали, что я ничем не рискую. Но мне хочется услышать это в сто первый.

— У нас продумано все до мелочей, сбоев быть не может. Двое моих людей будут сидеть за соседним столиком, рядом с тем, где расположитесь вы с Костанцей и Реа, и это у них будет микрофон, по которому они станут комментировать мне все, что происходит. Они не спустят с вас глаз, а я в это время буду ждать снаружи, в нашем микроавтобусе, и вмешаюсь, если что, однако этого не потребуется.

— Лучше бы вы тоже там были…

— Будьте как можно естественнее, улыбайтесь, но так, чтобы не было видно, что вам за это платят; участвуйте в разговоре, но ненавязчиво, смейтесь над их остротами, но сдержанно, позволяйте говорить вам комплименты, но не ввязывайтесь в игры с обольщением, слушайте все, о чем они говорят, но не проявляйте любопытства, а главное — будьте яркой, но старайтесь не показывать, что вы умнее их: думаю, это будет труднее всего.

В день операции она проснулась поздно и долго бродила по дому в футболке, ожидая, когда по приказу Тома ей доставят соответствующее случаю вечернее платье. Стоя перед зеркалом, она задумалась над тем, как должны краситься девицы, которым платят такие деньги только за то, чтобы они составили кому-то компанию. Грустный парадокс: единственный в мире человек, которому она хотела бы нравиться, был единственным в мире, кто считал ее слишком красивой для себя. Господи, как же тяжел и извилист путь к сердцу Франсуа Ларжильера!

Он позвонил в тот самый момент, когда она надевала элегантное черное с синим платье — такое она и сама бы не отказалась иметь.

— Увидимся вечером?

— Я иду на ужин.

— На ужин? Вы? Что еще за ужин?

— Я буду изображать девицу по вызову по заданию ФБР, которому нужны сведения об одной крупной фигуре из «Коза ностры».

— А если серьезно?

— Да ерунда, встречаюсь с девчонками с курса.

— Так когда мы увидимся?

— Не знаю.

И она резко повесила трубку, договаривая про себя: Все это делается для вас, господин Придурок.

Она поехала в «Плазу» на такси и попросила портье сообщить Джерри Костанце, что ждет его в баре.

— Как вас представить?

— Азия.

Том предложил ей назваться Надей, но Бэль выбрала другое, не менее звучное имя, ей не хотелось упускать такого уникального случая провести вечер в образе шикарной шлюхи по имени Азия.

* * *

Ни Магги, ни Фред прежде не считали нужным интересоваться делами друг друга до такой степени; она всегда игнорировала его писательство, он — ее забегаловку, и теперь им хватило нескольких часов, чтобы наверстать упущенное за последние годы. Этим вечером в большой гостиной, превратившейся в главный штаб, Магги разложила на столе все, что она собрала относительно самой крупной сети пиццерий в мире: подробную схему управления «Файнфуд Инкорпорейтед», фотографии ее руководителей, кучу газетных вырезок. Ознакомившись с некоторыми цифрами, Фред почувствовал легкое головокружение.

— За время трансляции последнего Суперкубка они продали в США миллион триста тысяч пицц!

Эта цифра впечатляла Магги гораздо меньше, чем триста тонн сыра для пиццы, которые они употребляли за год, — страшно даже представить такое жуткое количество! Пробегая глазами газетные заметки, Фред возмущенно застонал и прочел вслух:

— Пропитым летом они запустили в производство пиццу «кальцоне фьорентина», в которую входит рикотта, неаполитанский соус, шпинат, яйца, сметана, и все это под пряной корочкой…

— Ням…

— Да за одно только это безобразие Эрни уже сел бы им на хвост. Не любил он подобных издевательств над итальянской кухней, а еще больше — чтобы америкосы прибирали к рукам нашу пиццу и нашу пасту, а потом лепили из них себе миллиарды.