Король мечей - Ник Стоун

Макс включил музыку. Заиграла пластинка, которую он слушал всю неделю, потому что не удосужился снять с проигрывателя. Диск Донны Саммер «Плохие девчонки», на четверть состоящий из скучных баллад. Обычно он опускал иглу на более динамичные песни в конце, которые начинались с «Нашей любви».

— Я думаю, это нравится тебе только из-за конвертов, — сказал Джо. — Сейчас у тебя нет черной подружки, так что довольствуешься малым. — Он вертел в руках конверт, где Донна была изображена с полураскрытыми губами и манящим взглядом. — А она очень даже ничего.

— Дай-ка сюда! — Макс выхватил конверт. — Чертов ханжа!

Джо рассмеялся:

— Диско — полная ерунда! Пластинки расходятся лишь благодаря хорошему оформлению да вот таким лапочкам. — Он показал на Донну. — Белые приватизировали эту музыку, сообразив, сколько на ней можно сделать денег. Так же, как получилось с рок-н-роллом. Тогда появился красавчик Элвис, теперь голубоглазый мальчик Джо Траволта. Его даже одели в белый костюм, чтобы дать нам понять. Могли бы заодно напялить и белый капюшон.

— Ладно тебе, Джо, это же кино. — Макс похлопал его по плечу. — Ты что, опять накурился травки?

Джо, когда они вместе курили травку, сразу заводил разговор о расизме во всех его проявлениях. Иногда его доводы звучали смехотворно.

— Нет, старина, я с этим барахлом завязал. А сейчас просто рассуждаю. Вот ты говоришь — кино. Ведь Голливуд — самая мощнейшая пропагандистская машина в мире. Гадостей мы делаем столько же, сколько и комми, если не больше, но Голливуд всегда показывает Дядю Сэма хорошим парнем, который все делает правильно, спасает мир. И простодушные люди верят. Ты знаешь, что после выхода фильма «Рождение нации» в ку-клукс-клан валом повалил народ? Вот что такое пропаганда. А «Лихорадка субботним вечером»? Люди смотрят и верят, что белые действительно могут танцевать!

— Ну, насчет танцев ты большой специалист, — улыбнулся Макс. — Двигаешься, как Джордж Форман,[26]принявший дозу успокоительного.

— Ну и скотина ты, Мингус! — Джо захохотал.

— Хочешь еще выпить?

— Нет. Давай вначале обсудим дела.

Они еще не решили, с какого бока приступать к настоящему расследованию убийства Мойеса.

— Предлагаю объединить его дело с делом Лакура, — заговорил Макс, раскрывая блокнот с заметками. — Основные моменты там одинаковы. Убийца Мойеса, как Лакур, лишен волос, и у него зашит рот. В желудке нашли то же, что и у Лакура. Среди прочего — аккуратно разрезанная на квадратики карта таро, Король мечей. Я не сомневаюсь, что они оба были зомбированы. Не исключено, что с Лакуром у них был пробный прогон. Его заставили уничтожить свою семью, чтобы убедиться, что зелье работает и он убивает без колебаний. Кого прикажут. Кроме того, Лакура сопровождал тот же изверг, который расправился с семьей Вонг.

— Сладкоежка. Я свяжусь с полицией Нью-Йорка, может, он на обертке конфеты оставил свой отпечаток. И посмотрю, что есть в полиции Северного Майами.

— Хорошо, — кивнул Макс. — Потом нам придется заняться бандами, использующими черную магию.

— Ну, тут мы потонем, — усмехнулся Джо. — В Майами они сейчас попадаются на каждом шагу. У преступников, которые прибыли во время нашествия в бухту Мариэль, в домах стоят разные сатанинские алтари. Перед тем как идти совершать зверства, они обязательно молятся своим богам и приносят жертвы.

— Конечно, я могу ошибаться, — произнес Макс, — но мне кажется, это не кубинцы, а гаитяне.

— Гаитяне? Но те в самом низу. Честные подметают полы, в лучшем случае водят такси, а преступники занимаются уличными грабежами, иногда наведываются в супермаркеты «Севн-илевн». В общем, работают по-мелкому.

— Джо, мы должны исключить любую предвзятость. — Макс перелистнул пару страниц в блокноте. — Преваль Лакур — гаитянин. Его партнер по бизнесу, Сэм Исмаэль, единственный, кого он не убил, тоже гаитянин. Сэм Исмаэль держит в Лимон-Сити магазин вуду, который называется «Таинственный Гаити». Он теперь единолично продолжает проект реконструкции Лимон-Сити, начатый Лакуром. Я собираюсь поговорить с ним.

— Он чистый?

— Совершенно.

— Но Мойес не гаитянин.

— Он не был и кубинцем. — Макс улыбнулся и прикурил очередную сигарету. — Самое главное, нам не известен его убийца. Никаких следов. Вероятно, перед этим он убил еще кого-нибудь, например кого-то из своих близких. Как Лакур.

— Станем проверять убитых и пропавших в городе и в штате.

— Не исключено, придется вести поиск по всей стране. Но много времени это занять не должно, потому что вряд ли он рецидивист. В зале суда он использовал «магнум». Возможно, из этого же оружия убил еще кого-то. Будем искать.

— Заметано. — Джо сделал запись в блокноте. — Безволосый убийца с зашитым ртом и порезанной картой таро в нутре.

— Кстати, о карте таро. — Макс перелистнул страницу. — На таких картах гадают. Надо искать похожую колоду. Их сотни, разного производства. Но наши вроде особенные. Вместо лиц пустые места. Придется проконсультироваться у квалифицированной гадалки.

— А как быть с Карвальхо? — спросил Джо.

— С ним тоже надо побеседовать. И вообще со всеми, кто тогда находился в зале суда. Если, конечно, получится.

— Но де Карвальхо сейчас находится в федеральной тюрьме.

— Кто там начальник?

— Билл Форси. Большой друг Бернса.

— Знаю, — кивнул Макс.

— Но мы можем заявить, что Де Карвальхо нужен для официального расследования.

Джо ушел. Макс посидел минут пять, налил себе виски и залпом выпил. Встал, снял с проигрывателя пластинку «Плохие девчонки», вложил в конверт и направился в свою фонотеку, под которую была отведена специальная комната. Три стены занимали стеллажи с пластинками, от пола до потолка. Они были расставлены по алфавиту, свыше двух тысяч. Кроме того, на полу стояли деревянные ящики с синглами, семи- и двенадцатидюймовыми. Половину коллекции Макс купил на аукционе «В помощь семьям погибших и инвалидов». Пластинки прежде принадлежали наркоторговцу по прозвищу Ловел Квартирант, который одновременно работал диджеем. Остальное Макс купил сам или изымал во время арестов, если пластинки оказывались редкими.

Он поставил альбом Майлса Дэвиса «Картинки Испании» и плюхнулся на диван. Пронзительная меланхолия трубы Майлса проникла в самую глубину души, и он вдруг почувствовал себя одиноким и беззащитным.

Глаза закрылись. Макс заснул.

Проснулся Макс через четыре часа. В комнате было темно, жарко и пахло дождем. Пока он спал, прошла гроза, и уже надвигалась другая.

Он вышел на балкон. Мокрые розовые тротуары быстро высыхали. На улице было полно людей. Наивные лохи-туристы сами напрашивались, чтобы их ободрали как липку, а разнообразные подонки искали дешевых удовольствий. Звучали испанская речь и песни.