Мозг: прошлое и будущее - Алан Джасанов

Внимание «сверху вниз» не такое уж и «сверху вниз» и на более грубом уровне. Начнем с того, что требования обратить внимание на то-то и то-то часто обусловлены окружением. В ходе лабораторных экспериментов внимание «сверху вниз» привлекают яркими зрительными подсказками – светящимися знаками или стрелками – или инструкциями ученых. В обычной, нерегламентированной жизни перемены внимания «сверху вниз» и иногда очень сложные последовательности действий, вызванные ими, также обусловлены мелкими уловками окружающего мира. Вкус печенья подталкивает повествователя Марселя Пруста развернуть перед читателем семитомную рапсодию о жизни, Вселенной и обо всем на свете, а визит в знакомый старый дом вдохновляет Чарльза Райдера, героя «Возвращения в Брайдсхед» Ивлина Во, обратиться к религии[363]. Античный историк Светоний писал, что войска Цезаря перешли через Рубикон в 49 году до н. э. по сигналу загадочного прекрасного музыканта, который сначала играл на свирели, а затем отнял трубу у одного из воинов и протрубил в нее; именно это побудило полководца совершить судьбоносный переход, из-за которого началась гражданская война, в результате чего Римская республика пала, а Цезарь стал диктатором[364]. Глубочайшие перемены вызываются мельчайшими чувственными впечатлениями.

Внимание «сверху вниз» беззащитно перед натиском подобных воздействий. К вящей досаде преподавателей всего мира, исследования объема внимания показывают, что большинство из нас способно сосредоточиться на том или ином занятии лишь на несколько минут, после чего побеждают отвлекающие факторы. Нейрофизиолог Джон Медина сформулировал «правило 10 минут» – по его наблюдениям, через 10 минут слушатели перестают обращать внимание на содержание лекции[365]. Медина предлагает, чтобы не дать слушателям отвлечься, регулярно рассказывать эмоционально выделенные анекдоты и обеспечивать другие стимулы, то есть, в сущности, задействовать механизмы внимания «снизу вверх», чтобы дисциплинировать аудиторию, которая увлекается своими делами. Если привнести в картину электронные устройства, наблюдаемый объем внимания становится еще более жалким. Фирма «Microsoft» в 2015 году опубликовала часто цитируемое исследование привычек интернет-пользователей, где утверждалось, что средний объем внимания составляет всего восемь секунд – в основном из-за вездесущих электронных отвлекающих факторов, которыми окружены мы, люди XXI века[366]. Сколько бы времени нам ни требовалось, чтобы утратить интерес к тому, чем мы занимаемся в данный момент, у нас всегда наготове другой цифровой стимул – погодите, дайте только сообщение прочитаю! Не случайно, что некоторые самые увлекательные для многих занятия – компьютерные игры, телепередачи, интернет-серфинг – обеспечивают непрерывный поток впечатлений, все время бомбардируют нас новыми стимулами. Под таким натиском мы удерживаем внимание на экране не потому, что так хочет наш мозг, а потому, что внешний мир так ловко мешает мозгу отвлечься.

* * *

Среди всех стимулов, которые мы, люди, получаем извне, особенно сильно на нас действуют те, которые дают нам другие люди. Мы прекрасно знаем, как мощно влияют на нас окружающие, но все же поистине поразительно, в какой огромной степени это влияние подрывает у нас способность решать за себя. В 1951 году молодой психолог Соломон Аш провел классический эксперимент, продемонстрировавший колоссальное влияние стимулов, которые человек получает от группы равных себе[367]. Аш разбил испытуемых на группы и предложил им выполнить простое задание на зрительное восприятие. Испытуемым показывали карточку, на которой был начерчен отрезок-образец. Затем им давали вторую карточку, на которой были изображены три отрезка, и просили публично предположить, какой из этих трех отрезков равен по длине образцу с первой карточки. Однако испытуемые не знали, что все остальные участники их группы – подставные лица, актеры, внедренные в эксперимент и получившие указания, как следует отвечать на вопрос. В некоторых случаях всем подставным участникам надо было отвечать неверно, хотя правильный ответ всегда был очевиден. В этих случаях ошарашенные испытуемые были вынуждены выбирать между конкретными зрительными данными и единогласным, но явно неправильным мнением окружающих. Как ни удивительно, большинство участников по крайней мере иногда отказывались верить собственным глазам и поддавались давлению окружения. Некоторые испытуемые всегда шли на поводу у большинства, и лишь четверть испытуемых твердо отстаивали свое мнение.

«В сущности, мы обнаружили, что стремление к конформности в нашем обществе настолько сильно, что даже достаточно умные и благонамеренные молодые люди готовы называть белое черным, и это вызывает озабоченность», – писал Аш, подводя итоги эксперимента[368]. Однако конформисты в его исследованиях, вероятно, были вольны действовать независимо не больше, чем одна-единственная рыбка – плыть против всего косяка или антилопа – свернуть в сторону, когда все стадо спасается от хищника. Особым образом влияют на мозг не только неодушевленные стимулы вроде гудков и изображений, но и социальные стимулы вроде человеческих лиц и фигур. Современная нейрофизиология выявила целую совокупность участков мозга, которые, по всей видимости, специализируются на социально важных функциях вроде распознавания человеческой анатомии и обработки человеческой речи; с некоторыми из них мы познакомились в главе 4. Эти участки несколько напоминают сенсорные системы, обрабатывающие более простые данные, – зрение и слух. Их дополняют мощные механизмы формирования и укрепления личных отношений, и поэтому сигналы, которые мы получаем от окружающих, – это всегда выделенные элементы среды.

На первый взгляд между воздействием на наше поведение простых внешних стимулов вроде громкого шума и влиянием на нас поступков другого человека поистине тектоническая разница. В последнем случае мы реагируем в какой-то степени осознанно; например, испытуемые в исследовании Аша оценивали уровень своей уверенности, надежность других людей в той же комнате и свойства стимула и лишь после этого выносили суждение. Однако социальные стимулы не обязательно тоньше громких звуков. Вспомним, как мы инстинктивно реагируем на человеческий крик, плач младенца, улыбку на чьем-то лице или гримасу ужаса. Функциональные исследования мозга показали, в частности, что, когда испытуемые смотрели на эмоциональные выражения лиц, это мгновенно вызывало у них такие же изменения мозговой деятельности, как если бы эти чувства возникали у самого испытуемого[369].