Опасная красота. Поцелуи Иуды - Кристина Юраш

— Лишать иллюзий, солнышко. Это не всегда безболезненно, зато весело…

Какими-то кустами, через задний дворовый фасад мы с ним оказались у веранды с покатой стеклянной крышей. Стена веранды, прилегающая ко двору, тоже была стеклянной.

Кажется, именно эта веранда и была конечной целью блуждания по чужому дому, правда, свет проникал туда из коридора, и разглядеть что либо можно было с трудом.

Плетеная мебель, светлые пуфы, множество цветов в оригинальных кашпо — это помещение, так же, как и остальные в доме Дрезднера, было обставлено со сдержанной роскошью.

Я непонимающе повернулась к Трою, отчего он закатил глаза и самолично повернул мою голову под нужным углом.

И я, наконец, увидела.

И обомлела.

В самом углу веранды, практически вне зоны видимости, на мягком плетеном диване, то скрываясь за раскидистыми листами папоротника в горшке, то полностью попадая в поле моего зрения офицер Итан Энглер целовался с…

С мужчиной, святые небеса!

И никакой холод мне уже не был страшен, потому что от стыда я вспыхнула и залилась, как июньская заря — уже даже не пятнами, а сплошь.

Попыталась отвернуться, спрятать глаза, но Трой не дал, зажав меня и прошептав в самое ухо:

— Ну как тебе искренний, чистый и благородный офицер Энглер, мой маленький наивный зайчонок? Он по-прежнему достоин твоей любви?

— Откуда ты… — до глубины шокированная, я задохнулась, проглотила конец фразы. — Откуда ты… Господи! Да как так? Да что же это? Разве так бывает?

— Откуда я знаю, что Энглер голубей, чем небеса? — с интересом спросил Трой. — Или откуда я знаю, что они предпочтут уединиться здесь? Вот насчет этого не знал наверняка, честно, просто небольшое предположение. Я редко ошибаюсь, по правде говоря… Эй-эй, так не пойдет, зая! Не смей закрывать глаза! Смотри.

— Это стыдно! Совершенно непотребно! — всхлипнула я. — Я не могу! Не заставляй меня, прошу!

— Да ладно, это же Итан Энглер, которому ты написала такое трогательное послание. Очень добрый, заботливый, хороший, и в целом положительный персонаж, — глумился Трой. — В отличие от меня.

Он стоял ко мне анфас, жадно вглядываясь в мой профиль, кажется, вбирая каждую мою эмоцию и каждую реакцию на то, чем занимался Итан с каким-то, с каким-то…

Срам какой!

Небеса, ведь это же…

Мужчина, который, прикрыв глаза, самозабвенно и глубоко целовал Итана в губы, повернулся и я с ужасом узнала его…

Да это же Эймс!

Мередит Эймс, дежурный на вахте нашего полицейского отделения, тот самый, у которого я украла ключи от кабинета Троя!

Это не укладывалось в моей бедной голове, просто никак не укладывалось!

Но Кастор держал меня крепко, а там, на веранде, Итан Энглер, которого я любила и которым восхищалась, задрав пуловер Эймса, поочередно прикладывался к его коричневым мужским соскам языком, покрывал воздушными поцелуями грудь и живот парня, как будто следуя по пути из дорожки темных кудрявящихся волос, которая уходила в пах.

Я задрожала, потому что Итан, Итан Энглер, которого я долгое время в мыслях называла «мой», которого, как мне казалось, я хорошо знаю и люблю, принялся медленно расстегивать ремень, глядя Эймсу в глаза снизу вверх таким откровенным и бесстыжим взглядом, каким, мне казалось, не могут мужчины смотреть на мужчин.

— В следующий раз, зайчонок, будешь думать, прежде, чем писать любовные послания черт знает кому, — сладко-сладко, касаясь губами моей ушной раковины, шепнул Кастор Трой, а затем его рука скользнула за лацкан его же пиджака, накинутого на мои плечи, тяжело, тесно и одуряюще-приятно нырнула в корсаж моего платья. — Он ведь пытался поговорить со мной по-мужски, твой Энглер. Грозил — нажалуется Шенку. Только вот беда, сдулся слишком быстро. Энглер ведь трус, зайчонок, самый обыкновенный трус. Я знаю, что ты попросила его о помощи, но он побоялся даже заикнуться об этом комиссару.

Вкрадчивый, мягкий голос Троя звучал в самом моем ухе, его губы терлись об мочку, а рука сжимала полушарие моей груди, лаская острый, болезненно-чувствительный сосок.

Нет, это неправильно, святые небеса, я не могу быть такой!

Не могу быть настолько испорченной!

Но ноги мои подкашиваются, и, чтобы не упасть, опираюсь рукой о кирпичную кладку, поцарапав нежную кожу ладони, вдыхаю и вдыхаю морозный воздух, надеясь, что он меня отрезвит.

Как отрезвит то, что я не вижу офицера Троя, который замирает за моей спиной.

Там, за запотевающими стеклами, Итан Энглер, быстро и умело расстегнув ширинку Эймса, вынимает оттуда колом стоящий член. Круговыми движениями ласкает поросший волосами мешочек, чтобы, оттянув его, ласково облизать кожу под ним, зарыться в эти складки носом, покрывая поцелуями и движениями языка, которые напоминают взмах крыла бабочки.

— Прекрати это, Кастор, прекрати! — хриплю, но мое тело, кажется, совершенно отказалось слушать свою хозяйку.

Прогнувшись в спине и раздвинув бедра, я бесстыдно подставляюсь под руку Троя, и его с ума сводящие пальцы, оказавшиеся прямо у меня между ног.

— Давай порвем твое письмо, а? — его голос прямо за моей спиной, а пальцы, по которым стекает моя смазка, уже во мне. — Этот Итан Энглер ведь и рядом не стоял с такой чуткой, чувственной, волшебной девочкой, как ты… Даже если у него и было с ориентацией все в порядке, он тебя не заслуживает… Он просто не сможет тебя понять и оценить по достоинству…

Недостойный Итан Энглер прикасается языком к головке члена Эймса, облизывает его так и эдак, а затем берет настолько, насколько может заглотить, и принимается сосать. С выражением лица, которое напоминает мне лики святых со фресок в церкви Каина и Лилит, Мередит Эймс гладит его по волосам и поросшим щетиной щекам, внутри которых так медленно и масляно скользит головка его вздыбленного члена.

А я… Я с ужасом понимаю, что не в силах оторвать взгляд и сдержать свое дикое, безудержное, чудовищное возбуждение.

— А кто тогда достоин? — прогибаясь в спине так сильно, что, кажется, мой позвоночник вот-вот проломится, я чувствую твердый член Кастора Троя и трусь об него бедрами, вдруг ярко осознав, что в этот момент совсем не он властен надо мной. — Кто может?

— Догадайся с трех раз, — это обычный издевательский тон Троя, но та нечеловеческая страсть, с которой он вдавливает меня грудью кирпичную кладку и дергает вверх подол, говорит о том, что даже Кастор Трой способен иногда терять контроль. — На самом деле я золото, зайчонок. Ты просто еще не разглядела.

— Именно поэтому ты подкладываешь меня под кардинала? — усмехаюсь я, а он на миг замирает, чтобы в следующее мгновение обрушиться на меня со всей своей дикой, необузданной силой.

— Тернеру крышка, поэтому в него я тоже влюбляться не советую. Не хочу, чтобы ты страдала. Я могу сделать тебя счастливой, — отвечает Кастор Трой, ласково отводя прядь моих волос, прилипшую ко лбу, а потом входит в меня сзади так резко, что я прикусываю рукав его наполовину слетевшего с меня пиджака.