Здесь и сейчас - Лидия Ульянова

Мы обе знали, что никто ничего не скажет маме, даже Кира. Сделать издалека мама все равно ничего не могла, так зачем понапрасну расстраивать.

Надька продолжала наступление:

– А я не собираюсь с тобой рядом сидеть, чтобы весь день тебя от Реника Тадулаева отбивать. Так что подумай, где лучше время провести. – Надька оторвалась от рисунка, обернулась ко мне и проникновенно поинтересовалась: – Или он тебе нравится, Реник?

Я действительно забыла об угрозе в виде Реника из третьего подъезда. Последний раз он зажал меня в углу у подвала и влажно дышал чесноком и перегаром в лицо. Я бы пожаловалась брату, но Реник разумной границы пока не переступал, жаловаться было, по сути, не на что. Тем более что называл он меня то Веркой, а то Надькой. Но от воспоминаний о нем меня, тем не менее, передернуло.

– С ума сошла совсем? Это он тебе, может быть, нравится. А у меня Уолтер…

– Ах, ну да, Уолтер! – Надька преувеличенно часто закивала головой, размахивая карандашом. – Я вот скажу нашему Вовику, чтобы мне приплачивал за охрану твоей чести и достоинства. Скажу ему, что твои честь и достоинство в опасности.

– Только посмей к телефону подойти!

Уолтер звонил мне раз в месяц, в третью пятницу вечером, и в это время в нашей семье никто не подходил к телефону, кроме меня. Он не интересовался моим здоровьем – у них это было признаком плохого тона – жаловаться на здоровье, даже умирая, нужно было отвечать на вопрос «как дела?», что все просто отлично. Он не спрашивал о погоде – о ней он регулярно узнавал по какому-то одному из многочисленных телеканалов, хотя я плохо себе представляла, зачем нужен специальный погодный канал. Он не спрашивал о моей работе – подразумевалось, что если работа не устраивает, то ее просто нужно сменить, а раз я все еще там, значит, все устраивает. Но с упорной дотошностью он перечислял содержимое своих посылок – проверял, все ли доходит, интересовался стоимостью коммунальных услуг и сезонным колебанием цен. Это было странно: как может цена на товар зависеть от времени года? Ну повысили в два раза цену на кофе, так это с сезоном никак не связано, глупо думать, что ее снизят летом. Морковь же с картошкой в магазине стоили всегда одинаково, вне всякой связи с качеством и погодой. Уолтер регулярно отчитывался о подготовке к свадьбе, о приобретении новой мебели, о расширении гаража, чтобы можно было ставить две машины. Он практично узнавал стоимость обучения на водительских курсах в СССР, сравнивал с канадскими ценами и настаивал, чтобы я научилась водить машину до отъезда. У нас был какой-то роман с бухгалтерским уклоном, и мне очень хотелось, чтобы хоть раз он позвонил не в третью пятницу, а в любой другой день, пусть даже и с разговорами о газонокосилке, но он никогда не звонил в неурочное время. Это тебе не Реник, у которого нет даже представления о каком-либо планировании.

Я вспомнила про Реника. Ох ты, ведь действительно припрется в субботу, нахлещется пива с водкой и полезет своими воняющими воблой руками.

И я согласилась. Только сразу предупредила, что как бы там кому ни нравилось, когда в глазах двоится, а одинаково одеваться я не стану.

В неухоженной квартирке в панельной пятиэтажке к нашему приходу было уже людно. Незнакомые модные девицы втроем курили на тесной кухоньке, разномастные дядьки неопределенного возраста разглядывали какие-то красочные журналы и закусывали тоненько нарезанным лимоном коньяк. Они отпустили несколько банальных, пошловатых шуточек по поводу нашего с Надеждой сходства и вернулись к коньяку. Среди присутствующих я узнала только одного – Семена Борисовича Манеева, папу нашей одноклассницы Людки. Я прилежно огляделась по сторонам в поисках Люды, но ее не нашла. Тогда я не придумала ничего лучше, как поинтересоваться о ней у Манеева, который скорчил унылую мину, будто съел не тонкий ломтик, а целый лимон, и недовольно заметил, обращаясь к Надьке:

– Надин, а твоя сестра не отличается тактичностью.

Одна из девиц, пришедшая из кухни, заливисто рассмеялась, неприлично обняла Манеева за шею и почти что уложила ему на плечо массивную грудь, обтянутую кофточкой-«лапшой». Надежда моментально сдала меня с потрохами, уничижительно представив малахольной мокрицей.

Я почувствовала себя виноватой, не в своей тарелке и забилась в угол, наблюдая за происходящим со стороны и стараясь больше не высовываться.

Все ниточки веселья сходились на одном человеке, которого присутствующие нежно называли Моней, он и был хозяином редкого ящика, показывающего американские фильмы. Казалось, Моня по собственному разумению периодически дергает за эти самые ниточки, вызывая взрывы хохота, бульканье по рюмкам коньяка, клубы дыма от вынутых из красно-белой пачки сигарет «Мальборо». К моему изумлению, закурила и Надька, драконом выпуская дым из носа.

Внезапно Моня что-то вспомнил, по-хозяйски велел:

– Наумчик, сбегай, принеси там мой «дипломат».

Самый главный Надькин шеф Наум вскочил и мальчишкой побежал в прихожую, вернулся с плоским черным маленьким чемоданчиком, аккуратно поставил его на стол перед хозяином.

Моня, открыв чемоданчик, призывно окликнул со смехом:

– Эй, девчонки-мальчишки, налетай!

В «дипломате» лежало несколько пачек «Мальборо» для «мальчиков» и упаковки колготок для «девочек». Одаренные мальчики-девочки принялись благодарно охать и цокать языками в знак величайшего почтения. Я, только сегодня распечатавшая новую пачку канадских колготок, сидела смирно и не тянула жадных рук. Надька, кстати, тоже под юбкой имела новые колготки, но это ей не помешало приобщиться к сокровищам Али-Бабы при «дипломате» и даже под шумок умыкнуть пачку сигарет. Высокая девица в пепельном парике, совсем недавно бесцеремонно щупавшая ткань моего канадского платья, казалось, была готова прямо сейчас начать примерку колгот безумного фиолетового цвета. Мне стало стыдно и противно: как можно при чужих мужчинах разглядывать нижнее белье.

– Девульки, что сидим? – зычно дернул за очередную ниточку Моня. – Сообразите нам скоренько закусить, да будем киношку смотреть. Сначала Брюса Ли, а потом новую кассету, «Эммануэль» называется. Она у меня, правда, без перевода, но там перевод и не нужен.

– Ой, Миша, а как же мы поймем? – принялась хихикать и жеманиться девица с грудью.

– Не дрейфь, поймешь. Там про жену дипломата, – со смехом успокоил грудастую Моня и насупил брови. – Так жрать нам кто-нибудь даст?

Девицы не испугались притворно гневного окрика, на правах старших в упор уставились на нас с сестрой, недвусмысленно давая понять, что салаги дежурят по камбузу. Моя боевая Надежда безропотно выдернула меня за руку из диванного угла и потащила за собой на кухню.

На маленькой кухоньке за столом сидел лохматый, заспанный человек в мятой футболке и ел из кастрюли борщ. Некрасивый, плохо выбритый, младше мужчин в соседней комнате, но гораздо старше нас с Надей. Для удобства он наклонял кастрюлю, когда нырял туда ложкой.

Моя сестра застыла на пороге будто вкопанная.