Гонки на выживание - Хилари Норман

Но глупо было бояться ее сейчас. Пятнадцать лет назад он был Даниэлем Зильберштейном, нелегальным эмигрантом и испуганным мальчишкой; сегодня он стал Дэном Стоуном, преуспевающим писателем, состоятельным человеком, имеющим законный статус и влиятельных друзей. Пусть Натали только попробует причинить неприятности ему (для начала пусть попытается его найти!), уж он позаботится о том, чтобы она была наказана за то, как обошлась с Мишелем!

Ему вдруг вспомнились слова Фанни, сказанные на Рождество: «Ты ошибаешься, если думаешь, что здесь ты в большей безопасности, чем где бы то ни было. Наши проблемы, наши ошибки следуют за нами по пятам и находят нас повсюду».

Даниэль побродил по комнате, разглядывая картины и фарфор. Все это было ценным, кое-что – красивым, но ничто не принадлежало ему. Он налил третий стакан виски и отправился с ним наверх, в библиотеку, свою любимую комнату.

Там он снял с полки одну из своих любимейших книг, «Сборник изречений и афоризмов» в сафьяновом переплете.

«Тому, кто боится крапивы, не стоит справлять нужду в траве», – прочел он и улыбнулся. «Упустить золотое яблочко только потому, что не хватило смелости потрясти дерево, – что может быть унизительнее?»

Даниэль потянулся за белым телефоном на маленьком столике. На минуту он остановился, припоминая номер, затем позвонил в квартиру Фанни в Берлине. После третьего звонка в трубке раздался знакомый хрипловатый голос.

– Фанни, – сказал он и сразу же ощутил щекотку радости в горле, – я тут подумал насчет Нью-Йорка…

– Ну почему ты такой упрямый? Почему тебе обязательно нужно настоять на своем?

– Ты тоже хочешь настоять на своем! А почему?

– Потому что это важно! Потому что быть с тобой, быть там, где ты, всегда вместе – важнее всего на свете! Разве это не достойная причина?

– Нет, Али, теперь уже нет.

Андреас стукнул кулаком по мраморной полке камина – главной достопримечательности роскошных апартаментов «Венето» в миланском гранд-отеле «Медичи».

Александра изо всех сил старалась подавить раздражение. Нервы у нее были на пределе после двухчасового спора на вечную тему – единственную тему, которая могла бы оборвать беспрерывное счастье их брака.

– Андреас, дорогой, мы это проходили уже сотни раз. Если бы у нас сейчас был ребенок, мне пришлось бы остаться в Нью-Йорке вместо того, чтобы быть здесь с тобой.

Андреас обеими руками стиснул каминную полку.

– На это существуют няни, – проговорил он сквозь зубы. – Можно нанять няню. Мы все могли бы быть здесь. Как настоящая семья.

– Это неправильно, и ты сам это знаешь, – рассердилась Александра. – Таскать маленького ребенка взад-вперед через Атлантику и по всей Европе нельзя. Ребенку нужен распорядок…

– А нам нужен ребенок!

Андреас вышел из гостиной и подхватил на ходу свою куртку со стула в холле.

– Ты куда?

– В Монцу.

Она смотрела на мужа, растерянная и сбитая с толку его озлобленностью. Они часто спорили о детях, но никогда – во время подготовки к гонкам.

– Андреас… – Александра подошла поближе, нерешительно коснулась его щеки пальцами. Щека была шершавая, колючая: он с утра еще не брился. – Еще рано, – тихонько повторила она. – Ты можешь приехать попозже. Мы могли бы…

– Что? – Он отшатнулся от нее. – Вернуться в постель? Заняться так называемой любовью? Ты, я и твоя спираль?

Он тяжело опустился в старинное кресло и закрыл лицо руками.

Александра чувствовала себя совершенно потерянной. Никогда она не видела своего волевого, сдержанного, скрытного мужа в отчаянии. Андреас уронил руки, вскинул голову и посмотрел на нее. Его глаза сверкали, как черные алмазы. Он встал.

– Пожалуй, тебе лучше сегодня остаться здесь, Али, и хорошенько подумать. О нас.

Он повернулся и открыл дверь в коридор. Потом вдруг рванулся обратно и торопливо поцеловал ее в губы. Последнее, что увидела Александра перед тем, как дверь за ним захлопнулась, было его лицо, странно бледное под слоем загара, и его затравленное выражение.

Какое-то время она стояла в холле, надеясь, что он передумает и вернется, хотя и знала, что это не в его духе; порой Андреас бывал упрям, как целая упряжка мулов.

Повернув голову, Александра увидела свое отражение в зеркале. Ее собственное лицо тоже выглядело несчастным: уголки рта опустились и запали, в серых глазах виднелись тревога и подступающие слезы.

– Это безумие, – сказала она вслух.

Решение пришло к ней с такой ясностью, что она даже удивилась, как этого не случилось раньше. Почему она так долго не могла решиться?

Она бросилась к входным дверям апартаментов и распахнула их, но в длинном коридоре, ведущем к лифтам, Андреаса уже не было.

Она закрыла дверь. Вечером, она скажет ему вечером… Они поужинают в номере, она закажет его любимые блюда, но ничего слишком плотного, потому что завтра гонка, и никакого вина… да и зачем им вино, ведь они и без того счастливы…

Она поспешила в ванную. Шкафчик с зеркальной дверцей открылся как по волшебству от одного прикосновения. Пластиковая коробочка лежала на своем месте. Александра сняла ее с полки и взглянула на нее с отвращением. Какое легкомыслие, нет, какое безумие – поставить под угрозу их брак из-за такой ерунды!

Она подняла спираль высоко в воздух и бросила ее в унитаз.

* * *

Телефонный звонок раздался через три минуты после того, как она все увидела своими глазами на экране черно-белого телевизора, установленного в гостиной их апартаментов. Она лежала на ковре, совершенно обнаженная, и делала гимнастические упражнения. Александра так и не поняла, что рекламная пауза вдруг сменилась экстренным объявлением, пока не увидела фотографию. Это был снимок, вделанный в рамку и висевший на почетном месте в их квартире на Манхэттене: Андреас, июньский чемпион Монреаля, со взмокшими и обвисшими от пота светлыми волосами, сжимающий серебряный кубок в правой руке и вскинувший левую, сжатую в кулак, в победном жесте.

Александра замерла, отчаянно прислушиваясь к торопливому, захлебывающемуся голосу диктора. Она ровным счетом ничего не понимала! Только: «Монца… фон Трипс и Гинтер… Алессандро…» Только имена! А потом телеканал как ни в чем не бывало вернулся к показу фильма. Александра вскочила, подбежала к телевизору и начала лихорадочно переключать каналы, но так ничего и не добилась…

Пока не зазвонил телефон.

Медсестра оказалась женщиной средних лет с ранними морщинами и добрым сочувственным выражением на лице. Она тактично отошла от постели, пока Александра беспомощно вглядывалась в распростертое на кровати тело мужа.