Сын Авонара - Кэрол Берг

Кейрон, продвигаясь в работе над переводом, узнавал все больше о путешествиях Автора и его жизни с женой и шестью оставшимися детьми. Тот писал о своем саде и живности, о проблемах обучения детей чтению, о том, как непросто найти для них наставников, чтобы развивать их способности. Он подробно, с любовью описывал их игры и детские шалости. Мы смеялись, читая, как его пятилетняя дочь пыталась поселить в доме свинью, чтобы укрыть ее от зимних холодов. Она боялась, что животное замерзнет, и в результате свинья начала ходить за девочкой, словно дрессированная собака. Понадобились усилия всего семейства, чтобы снять наложенное ребенком заклятие и водворить негодующее животное обратно в сарай. Кейрон читал этот кусок, сидя под деревом в саду, моя голова покоилась у него на бедре.

— А когда вы узнаете… о детях? — спросила я.

— Ты имеешь в виду, есть ли у них способности к магии? В том случае, если один из родителей не дж'эттаннин?

Я ощутила, как шевельнулось у меня под щекой его тело. Мне очень нравилось, как оно оживало, когда Кейрон начинал говорить.

Я кивнула.

— Лет в пять-шесть. — Кейрон коснулся моей щеки и так улыбнулся, что мое сердце учащенно забилось. — На самом деле не так важно, когда это произойдет и произойдет ли. Ребенок сам по себе чудо. Так же как и порождающая его любовь. Остальное не важно.

— Браки, такие как наш, бывали в Авонаре?

— Да, случались…

— И это действительно было не важно? Даже им самим?

Его глаза затуманились.

— Была одна пожилая Целительница, Селина. После того дня в горах, когда я спас Кристофа, она стала моей наставницей. Она была замужем за свечных дел мастером, он не был дж'эттаннином, и как-то раз я спросил, унаследовали ли ее дети дар. Она сказала, что один из ее сыновей, едва начав ходить, пользовался огромной любовью лошадей, он стал самым лучшим конезаводчиком в Авонаре.

«Эдвард, Повелитель Коней?» — спросил я. Эдвард славился своими способностями. «Да, — ответила она. — Но у моего второго сына нет никаких магических способностей».

И я, переполненный новыми ощущениями от моего недавно обретенного призвания, спросил ее, не тяжело ли видеть одного сына таким одаренным, а другого… таким обыкновенным. Селина серьезно кивнула и ответила, что это испытание, посылаемое родителям, — видеть, что их дети одарены в неравной мере. Второй ее сын очень переживал в юности, он и слушать не хотел, когда ему говорили, что его личные способности не менее ценны, чем магическая сила дж'эттаннов. Но когда Эдвард уходил в поля с лошадьми, Морин читал, учился, беседовал со старшими и стал тем, кто он сейчас.

«Морин?» — переспросил я. Она застенчиво улыбнулась и кивнула, ее лишенного магической силы сына звали Морином. И он был, кажется, самым мудрым из всех известных мне людей. Он был главным советником моего отца и одним из самых уважаемых людей Авонара. Из всех потерь, которые мир понес с падением Авонара, гибель его светлого разума, может быть, самая тяжкая. Даже сейчас, столкнувшись с проблемой, я всегда пытаюсь представить, что сделал бы Морин. Как видишь, я рано усвоил, какие способности важны. Остальное в самом деле не имеет значения.

Я подарила Кейрону на день рождения прогулочную трость из вишни.

— Пользуется большой популярностью при дворе, если ты не заметил, — сказала я вечером, когда мы были в библиотеке. — Я заказала ее специально для тебя. — Несмотря на его благодарности и выражения восторга, я прекрасно понимала, что мой выбор не вызывает у него ничего, кроме изумления. Мы совершенно не следили за модой. У Кейрона скорее выросли бы крылья, нежели он расстался бы с высокими воротничками и темными сюртуками валлеорского провинциала.

Он поднял пеструю трость и помахал ею над головой.

— Я буду отгонять ею твоих настойчивых поклонников?

— Не моих поклонников… — я забрала у него трость, повернула кольцо черного дерева на рукоятке и показала ему острый клинок, который выполз снизу, — а тех, кто хочет тебя обидеть. — Я потерпела сокрушительное поражение, пытаясь убедить его брать с собой в путешествия меч, и решила, что, может быть, он согласится хотя бы на такую замену.

— Ах, Сейри…

Не нужно было обладать способностью к чтению мыслей, чтобы понять — я снова ошиблась. Он по-прежнему улыбался, но воодушевление пропало.

— Я выброшу это, — сказала я, убирая клинок внутрь и не смея поднять на Кейрона глаза. Мысль о том, что я расстроила его, была невыносима. — Я должна была догадаться.

Расстояние, разделяющее нас, вдруг стало невероятно огромным.

— Я не могу быть таким, как ты хочешь, — произнес он. — Я приму твою сторону в чем угодно, соглашусь на все, но это…

— Ты и так такой, как я хочу, — ответила я, убирая трость обратно в деревянный футляр. — Я только подумала… Мне хотелось, чтобы у тебя было нечто более надежное, чем магия, чтобы ты мог защитить себя. Звезды ночи, Кейрон, что, если ты растратишь все… всю свою силу… и тебя схватят? — Я с трудом выговаривала слова и, даже когда сумела произнести, тут же прогнала их от себя. — Не важно. Ты такой, как ты есть, я обожаю тебя, а Мартин и все остальные ждут нас, чтобы праздновать твой день рождения.

Я шагнула к двери, но он не пошел за мной. Мне пришлось обернуться. Он стоял там, где я оставила его, у камина. Глаза его были устремлены на меня, и у него был такой несчастный вид, что я бросилась к нему, желая утешить. Но он взял мои руки в свои и крепко сжал.

— Сейри, я ужасно тебя обманул. Все эти годы я знал, что мне придется объясниться. Путь дж'эттаннина, тот путь, который я выбрал, очень нелегок. Я трусливо говорил себе, что мой выбор не повредит тебе, если я буду достаточно осторожен. Если буду стоек. Если люблю тебя. Я закрывал глаза на наше будущее, заглушал чувство вины, говоря, что не имею права лишать тебя возможности выбирать самой. Если твой выбор грозит тебе опасностью, значит, таков твой Путь. — Он опустился на подушку и потянул меня вниз за собой. — Но я обманывал и себя, и тебя. Я так боюсь…

Боится? Руки, нежно сжимающие меня, были холодны. Мне казалось, что кто-то вонзил мне в горло клинок из трости.

— Расскажи.

Он глубоко вздохнул.

— Когда настанет день, когда меня разоблачат, я не буду сражаться.

— Не понимаю.

— Я хочу сказать, что я не смогу использовать магию или оружие, чтобы отнять жизнь или нанести увечье. Не смогу спасти себя. Не смогу спасти тебя. Никого. Мой дар состоит в исцелении, возвращении жизни, и я не могу использовать его для другого. Это у меня в крови, иного не существует. Ты должна это знать.

Я едва не выпалила, что подобное заявление возмутительно, невозможно для человека чести. А то, что Кейрон человек чести, было бесспорно — он постоянно рисковал собой, спасая людей, которых даже не знал. Я могла понять его нежелание ранить и убивать, когда он так часто видел боль и избавлял от последствий проявления ярости. Но у меня не укладывалось в голове, что человек не станет использовать имеющееся оружие, чтобы защитить семью и друзей, а в случае Кейрона это означало защитить себя самого.