Леди из Фроингема - Шарлотта Брандиш

Речь баронессы лилась без остановки, препятствуя попыткам Виктории втянуть её в разговор о политике или обсудить с Филиппом планы по восстановлению Мэдли. Единожды завладев беседой, баронесса уверенно и властно заставляла всех плясать под свою дудку и не допускала никаких вольностей. Филипп по возможности ей вторил, Оливия отмалчивалась, и Виктории не оставалось ничего другого, как смириться и позволить гостье болтать без умолку о пустяках.

День был знойный, безветренный. Виктория, которая силилась оказать гостям радушный приём, в своём тесном траурном платье и узких туфлях, сжимающих её крупные ступни, выдохлась уже через час. Баронесса же оставалась свежа и щебетала как птичка. Она немного заигрывала с Филиппом, хохотала низким голосом, нюхала цветы, любовалась видами и, без сомнения, проводила время приятнейшим образом, ничуть не замечая затруднений хозяйки и нисколько не страдая от жары.

Наконец, Виктория не выдержала и покинула гостей под предлогом того, что ей необходимо отдать распоряжения прислуге, пообещав прислать к ним Джорджа для продолжения экскурсии по саду. По лицу её градом катился пот, и, когда она грузной походкой двинулась к дому, каблуки её туфель проваливались в дёрн до самого основания.

– Господи ты боже мой, – когда Виктория удалилась на приличное расстояние, Имоджен Прайс, не до конца сбросив образ капризной и грубоватой баронессы, сердито притопнула ногой, – что за кошмарная женщина! Держу пари, что именно она убила леди Элспет. Я таких знаю – они ни перед чем не остановятся, лишь бы получить желаемое.

– Мисс Прайс, вы были неподражаемы, – Филипп не сводил с девушки восхищённого взгляда, и вид у него, по мнению Оливии, был невероятно глупый. – Такое внимание к деталям! А акцент! А манеры!..

Оливия, не в силах совладать с собой, прервала его:

– Мисс Прайс, безусловно, умница, Филипп, но сюда с минуты на минуту прискачет Джордж и затянет ту же песню, что и Виктория. Не забывай, пожалуйста, для чего мы здесь. Им обоим необходим кто-то, кто даст деньги на перестройку этого монстра, – и она махнула рукой за спину, в сторону Мэдлингтон-Касл. – Никто ведь пока не знает, кому леди Элспет завещала семейный капитал. При всём уважении к покойной, с неё станется оставить всё церковному приходу или Женскому институту. Поверенный, как я слышала, приедет для оглашения завещания только завтра. И если всё наследует Джордж, то ты ему будешь уже не особенно интересен. Мисс Прайс справилась со своей ролью великолепно, но следующим будешь ты, Филипп. Поверь, Джордж тот ещё зануда, и тебе предстоит нелёгкая задача. Не говори ему ни да ни нет, води за нос, сколько сможешь – от этого зависит, сколько мы здесь пробудем, не вызывая подозрений.

– А что, скажи на милость, будешь делать ты? – инструктаж сестры, проведённый категоричным тоном, задел Филиппа, который не желал предстать перед Имоджен Прайс в роли простого исполнителя.

– Я постараюсь проникнуть в часовню и осмотреть её при дневном освещении. Вдруг я что-то пропустила в прошлый раз? Я убеждена, что разгадка кроется именно там. Ну не верю я в призраков, обитающих в старых часовнях, особенно если речь идёт о наследственных распрях.

– А вот и мистер Понглтон торопится-спешит, – тихонько пропела себе под нос мисс Прайс, и, поправляя шляпку, жалобно вздохнула: – Вот от чего бы я не отказалась, так это от крошечного стаканчика «Собачьего носа». Интересно, найдётся ли в кухне капелька джина?

– Я бы на это не рассчитывала. В Мэдли не подают алкоголь, – и Оливия ущипнула брата, чтобы он перестал как зачарованный глазеть на баронессу и приготовился играть свою роль как следует.

***

Джордж Понглтон оказался намного выносливее своей супруги. Он с видимым удовольствием отвечал на вопросы о Мэдлингтоне и, не обращая внимания на зной, ещё раз провёл гостей по обширному саду, не упуская ни единой возможности углубиться в историю своего родового гнезда. Почти до самого чая близнецам и баронессе фон Мюффлинг пришлось осматривать поместье, демонстрируя живейший интерес и скрывая усталость.

Оливия получила возможность приступить к исполнению намеченного плана лишь тогда, когда Джордж повёл всех осматривать южную сторожевую башню, оставшуюся с тех времён, когда Мэдлингтон-Касл исполнял роль фортификационного укрепления. Башня достраивалась в течение нескольких веков и сохранилась весьма неплохо, но снизу смотрелась устрашающе. Высокая, не менее сорока футов, с зубчатым каменным выступом поверху, она казалась уродливым наростом на теле холма, и Оливии вспомнилась её фантазия, будто глубоко под землёй покоится уснувший доисторический ящер, чей гигантский окаменевший гребень показался из почвы, обнажённый йоркширскими ветрами и ливнями. Она тронула рукой потемневшие от времени камни, покрытые кое-где редким рыжеватым мхом, и поразилась тому, что они холодны, как могильная плита.

Наверх вели растрескавшиеся ступени винтовой лестницы, и Джордж шагнул на них первым, не умолкая ни на секунду и ожидая от своих гостей, что они без колебаний последуют за ним. Приложив палец к губам, Оливия пропустила вперёд Филиппа и баронессу, торопливо обошла башню и зашагала вдоль стены по направлению к часовне.

Расчёт её строился на том, что Джордж не позволит Филиппу и мисс Прайс спуститься до тех пор, пока не будут рассказаны все истории славных деяний его предков, услышанные им от отца. Это должно было занять не меньше, чем три четверти часа, как раз до того момента, как Анна и Хигнетт начнут накрывать к чаю.

Идти было недалеко – достаточно обойти стену и пересечь открытое пространство лужайки, – но Оливия избрала кружный путь. Ей ни к чему было привлекать к себе внимание тех, кому могла прийти охота выглянуть в окно.

Под прикрытием хозяйственных построек она преодолела бо́льшую часть пути, но, когда проходила мимо заброшенной конюшни, её услышала звуки, доносившиеся оттуда – захлёбывающийся восторгом детский смех, сопровождающийся тоненьким свистом, словно где-то рядом крутили водяное колесо.

Оливия подошла ближе, заглянула в просвет между дверями и судорожный вскрик застрял в горле – на неё стремительно неслась белая фигура с развевающимися волосами и раззявленным в немой жалобе алым ртом, – и она отшатнулась, ступив, не глядя, в наполовину вкопанный в землю металлический жёлоб, и тут же ощутила резкую боль в лодыжке.

Несколько секунд она нелепо вертела руками в воздухе, но всё же не удержалась на ногах и упала на спину, больно ударившись головой о притаившийся в густой траве камень. Сами собой из глаз полились слёзы, и какое-то время Оливия просто лежала, ни о чём не думая, на мягкой подстилке из трав, наблюдая за тем, как огромное пухлое облако вкрадчиво обволакивает злобный раскалённый шар, в который за эти дни превратилось солнце.

И детский хохот, и посвистывание всё продолжались, не смолкая, и именно это привело её в чувство. Морщась от ноющей боли в ноге, она села и ощупала затылок. Крови не было, но под кожей обнаружилась небольшая шишка, волнами рассылающая боль по всей голове. Злость на себя придала ей сил, и Оливия решительно встала, стараясь беречь подвёрнутую ногу, и рывком распахнула двери конюшни.