Женщины, которые любят слишком сильно. Если для вас «любить» означает «страдать», эта книга изменит вашу жизнь - Робин Норвуд

В пятнадцать лет я начала работать – вечерами, по выходным, летом. Я старалась как можно меньше бывать дома и поставила на свою дверь замок. В первый раз, когда я заперлась, отец стал барабанить в мою дверь. Я притворилась, что не понимаю, что происходит, и тогда мама, проснувшись, спросила его, в чем дело.

– Рут заперлась в своей комнате, – ответил он.

И тогда мама сказала:

– Ну и что? Ложись спать!

На этом все закончилось. Мама ни о чем меня не спросила, а отец перестал ко мне наведываться.

Чтобы поставить на дверь замок, мне пришлось призвать на помощь всю свою храбрость. Я боялась, что из этой затеи ничего не получится, что отец все равно войдет и только разозлится на меня за самоуправство. Более того, я была почти согласна, чтобы все продолжалось по-старому, лишь бы никто не знал о происходящем.

В семнадцать лет я уехала учиться в колледж, и там встретила мужчину, с которым в восемнадцать обручилась. Я снимала квартиру вместе с двумя девушками, и как-то вечером к ним пришли друзья, которых я не знала. Я легла рано, главным образом, чтобы не видеть, как они будут курить марихуану, потому что дело явно шло к этому. Хотя в школе практически все нарушали строгие запреты, касавшиеся спиртного и наркотиков, я так и не привыкли ни употреблять их, ни смотреть, как это делают другие. Дверь в мою комнату была рядом с дверью в ванную, и обе находились в конце длинного коридора. Один из гостей в поисках ванной по ошибке забрел в мою комнату, но вместо того чтобы уйти, попросил разрешения остаться и поболтать. Я не смогла ему отказать. Это трудно объяснить – просто язык не повернулся. Он сел на край постели, и мы стали разговаривать. Потом он попросил меня лечь на живот, чтобы помассировать мне спину. Очень скоро он оказался в моей постели, и мы занялись любовью. В конце концов мы с ним обручились. Не знаю, обкурился он тогда или нет, но думаю, был почти так же консервативен, как я, и решил: раз уж мы с ним легли в постель, значит, должны жить вместе. Мы встречались месяца четыре, а потом, как я уже говорила, он просто исчез. Прошло чуть больше года, и я встретила Сэма. Мы с ним никогда не говорили о сексе, и я пришла к выводу, что мы избегаем этой темы из-за своих религиозных убеждений. Я не осознавала, что мы избегаем ее потому, что оба ущербны в сексуальном плане. Мне нравилось помогать Сэму, делать все от меня зависящее, чтобы преодолеть стоящие перед нами трудности и забеременеть. Нравилось чувствовать себя услужливой, понимающей, терпеливой и… владеть ситуацией. Не владей я ею столь полно, это могло бы всколыхнуть старые чувства и напомнить о том, как отец приходил ко мне и ласкал меня столько ночей на протяжении стольких лет…

Когда в процесс психотерапии стали всплывать воспоминания о том, что происходило между моим отцом и мной, консультант стала настойчиво советовать мне походить на встречи «Союза дочерей» – группы самопомощи, в которую входили женщины, пострадавшие от сексуальных домогательств своих отцов. Я долго сопротивлялась, но в конце концов пошла. Какое счастье, что я это сделала! Для меня стало огромным облегчением узнать, что многие женщины пережили то же самое, что и я, а зачастую и гораздо худшее. У некоторых мужья тоже имели сексуальные проблемы. Эти мужчины образовали свою группу самопомощи, и со временем Сэм собрался с духом и присоединился к ней.

Родители Сэма были одержимы мыслью вырастить его «чистым, неиспорченным мальчиком». Если за обедом он клал руки на колени, ему велели положить ладони на стол – «чтобы всем было видно, что ты делаешь». Если он задерживался в ванной, они начинали барабанить в дверь и кричать: «Чем ты там занимаешься?» Так продолжалось постоянно. Родители обследовали его шкафы в поисках запретных журналов и одежду в поисках подозрительных пятен. Он стал так бояться любых сексуальных переживаний, что в итоге при всем желании не мог их испытать.

Когда сексуальные отношения между нами стали улучшаться, наша совместная жизнь в чем-то осложнилась. Я все еще ощущала колоссальную потребность руководить Сэмом, контролируя каждое проявление его сексуальности (как это делали его родители), потому что любая сексуальная агрессия с его стороны представляла для меня угрозу. Если он неожиданно тянулся ко мне, я уклонялась, отворачивалась, уходила, начинала болтать или занималась каким-нибудь делом, лишь бы пресечь его поползновения. Я не выносила, когда он склонялся надо мной в постели: уж слишком это напоминало мне приемчики отца. Но для выздоровления ему было необходимо стать полным хозяином своего тела и чувств. Чтобы он смог ощутить себя сексуально полноценным, я должна была перестать его контролировать. К тому же у меня была своя серьезная проблема – страх перед сильными чувствами.

Я научилась говорить:

– Мне страшно!

И тогда Сэм спрашивал:

– Скажи, что я должен сделать?

Обычно этого было достаточно: я знала, что его волнуют мои чувства и он ко мне прислушивается.

Мы договорились по очереди отвечать за то, что происходило с нами во время полового акта. Любой из нас мог сказать «нет», если ему что-то не нравилось или чего-то не хотелось, но задавал тон кто-то один. Это была одна из лучших наших идей, потому что отвечала потребности каждого из нас быть хозяином собственного тела и его сексуальной функции. Мы научились по-настоящему доверять друг другу и убедились, что тело может быть инструментом, помогающим дарить и получать любовь. У каждого из нас была своя группа поддержки. Проблемы и чувства всех ее членов были так похожи, что это помогало увидеть свою борьбу в перспективе. Как-то вечером обе группы встретились и поговорили о том, какие реакции вызывают у каждого из нас слова «импотент» и «фригидная женщина». Были и смех, и слезы, и понимание, и стремление поделиться. Всех нас эта встреча освободила от бремени боли и стыда.

Теперь у нас с Сэмом было много общего, и мы стали очень доверять друг другу. Может быть, поэтому сексуальная сторона наших отношений тоже начала налаживаться. Сегодня у нас две очаровательные дочки, и мы довольны ими, друг другом и самими собой. В моем отношении к Сэму гораздо меньше материнского и гораздо больше женского. Он стал менее пассивен и более уверен в себе. Ему не нужно, чтобы я скрывала от мира его мужское бессилие, а мне не нужно, чтобы он не проявлял свою сексуальность. Теперь у нас большой выбор, и мы выбираем друг друга сознательно!

История Рут – иллюстрация еще одной грани того, как могут проявляться отрицание и желание властвовать. Как и многие другие женщины, одержимые проблемами своего партнера, Рут еще до брака с Сэмом знала о его затруднениях. Поэтому невозможность жить с ним нормальной половой жизнью не стала для нее сюрпризом. На самом деле его недостаток являлся гарантией того, что ей больше не придется терпеть поражение в борьбе с собственной сексуальностью. Теперь она могла главенствовать, руководить и больше не опасаться возможности оказаться в роли жертвы, которая была ей привычна.

Этой паре тоже повезло: помощь, которую получили супруги, идеально отвечала их проблемам. «Союз дочерей», ответвление «Союза родителей», образованное для помощи пострадавшим от инцеста семьям, стал для Рут отличной группой поддержки. К счастью, мужья этих женщин тоже объединились в группу, и в этой атмосфере взаимопонимания, принятия и общих переживаний каждый из перенесших травму людей мог осторожно продвигаться в направлении здорового сексуального самовыражения.