Теоретик. Храм из хрусталя - Владимир Корн

Прокрасться к стоянке перквизиторов я решил со стороны водопадов. Шума от них достаточно, чтобы заглушить все звуки, которые, совсем не желая того, я непроизвольно могу издать. Где-то на середине пути мне пришла мысль: все-таки правильно, что человек полностью не утратил навыков хождения сразу на всех конечностях, поскольку по большей части передвигаться пришлось на четвереньках. Звук падающей с высоты воды прикрывал надежно, но растительность с восточной стороны каньона была пусть и густой, но невысокой, местами едва по колено. Я был очень осторожен. Хотя бы по той простой причине, что, если меня не станет, вряд ли кому-нибудь из наших придет в голову продолжить поиски Валерии – какой будет смысл? Наконец, долгое время спустя, приблизился к вросшей одним краем в землю плите. Теперь, когда ее можно было потрогать рукой, выяснилось, что она совсем не такая, какой видится издалека. Оттуда плита казалась искусственной, но вблизи стало понятно, что это ошибка. Местами бугристая, с неровными, как будто рваными краями. Где-то под ней и должен находиться тот, кто не отправился вместе с другими. Ну и где же ему быть еще? Он скрылся там засветло, сразу после ухода остальных, и до самой темноты не вылезал.

Осторожно выглядывая из-за ее края, увидел его босые ноги, которые неожиданно шевельнулись, заставив замереть. Теперь необходимо было лишить пациента сознания на некоторое время. Достаточное для того, чтобы надежно связать ему руки и вставить кляп. Переть на себе его тушу в темноте, когда и без того каждый шаг на редкостно неровной местности может закончиться падением и в лучшем случае хромотой, совершенно не улыбалось. И потому главное было не переборщить с силой удара. Черт его знает, успокоит ли его направленный в рожу ствол пистолета в том случае, если просто разбудить? Начнет сопротивляться – я, не раздумывая, в него выстрелю, чтобы не создавать себе лишних проблем, и дальше будет непонятно что.

Пора было лезть внутрь, но я все тянул. Что-то определенно шло не так, и мне все не удавалось понять, что именно. Что-то существенное ускользало от моего понимания. Еще несколько крайне осторожных шагов, когда я даже дышал через раз, но упрямое чувство, которое предупреждало о неведомой опасности, никуда не исчезло. Но и до обладателя смутно белевших в темноте ног оставалось так мало! И в тот самый миг, когда я, напружинившись, готовился к решающему броску, перехватив пистолет так, чтобы нанести перквизитору удар рукоятью по затылку (и тысячу раз дьявол бы с тем, что оружием бить нельзя), почувствовал, как в мой собственный затылок уперся ствол.

– Не дергайся!

Голос был негромким, чуть хрипловатым и абсолютно бесстрастным. Оставалось только позавидовать хладнокровию его владельца, что я, наверное, и сделал бы, если бы кто-то еще не вонзил мне кулак в живот. Так сильно туда меня еще не били. Боль пришла настолько жгучая, что уронила на колени. Заодно лишая всего запаса воздуха в легких. Заломив кисть, у меня забрали пистолет. Затем последовал удар подошвой берца в плечо, роняя меня, все еще скрюченного, боком на землю.

– Постарайтесь без лишних повреждений – его как будто кто-то специально сюда послал. Неплохой экземплярчик, а главное, вовремя, – сказал кто-то. Все так же, подошвой, голову повернули так, чтобы лучше разглядеть лицо.

– Гляди-ка как размалевано! Можно сказать, в лучших традициях! Да, наверняка он здесь не один.

– Разберемся и с ними, – уверенно заявил тот, который, по всей видимости, был у них главным. – Пихля, ну и горазд же ты дрыхнуть!

Последняя реплика явно предназначалась типу, на которого я охотился, перед тем как стать добычей самому. И я был готов грызть землю от злости. От своей тупости, самонадеянности, даже идиотизма. Мне приходилось раньше слышать это имя, а скорее всего, кличку. На южном побережье, и Пихля был среди тех, кто похитил Леру. Как все было просто! Прийти сюда не в одиночку, как полный кретин, а втроем. С надежными Остапом и Трофимом, которые смогли бы меня подстраховать. И тогда бы не случилось того, что случилось.

– Долго еще будешь валяться?

Новый удар носком обуви был не слишком силен после того, что я получил в живот. Но попал он в нужное место – под ребра. И потому боль пришла если и меньшая, но ненамного. Странное дело, именно она и привела меня в чувство.

– Встаю, встаю!

Главное было показать голосом, что мне все еще больно и что я полностью покорился ситуации. Не переигрывая. Если сделать его слишком испуганным, он насторожит. По той самой причине, что трус не полез бы в одиночку к ним, к самим перквизиторам. Но и чересчур отважным делать голос тоже нельзя. Он должен быть где-то посередине.

Если разобраться, сами они и принудили меня к тому, чтобы начать действовать, с огромной вероятностью тут же поймать пулю. Вот этими словами «неплохой экземплярчик». После того, что я здесь увидел, оставалось только рисковать, настолько не хотелось через какое-то время стать похожим на человека, которого застрелили в затылок.

Первый выстрел я сделал, лежа еще на боку, едва только высунув из-под него кисть с револьвером. Попал – куда же мне было деваться? – в самого опасного из них, того, который направил на меня оружие. Выстрелил второй раз, теперь уже больше наудачу, катнулся по земле, выстрелил еще, а затем дважды. Надежды на то, что удастся положить всех четверых, у меня совсем не имелось. Вся она заключалась только в том, чтобы принудить их на некоторое время подчиниться самому могучему из всех наших инстинктов – инстинкту самосохранения. Который заставляет нас сначала отпрянуть от неожиданной опасности и только затем уже действовать. Не обязательно и не всегда, ведь он заключен в простой формуле – «бей или беги», и мне оставалось только надеяться, что у них сработает именно вторая часть.

До спасительных кустов было всего-то несколько метров, но еще ближе находился камень. Один из тех двух, на которые, образуя козырек, и легла плита молочного цвета. Пуля выбила фонтанчик земли настолько близко у головы, что левый глаз непроизвольно зажмурился от попавших в него частиц, вызвавших сильное жжение. Следующая чиркнула по камню где-то за спиной, но даже краткого промежутка между ними мне хватило, чтобы успеть укрыться.

В остальном все было очень и очень плохо. За одного из перквизиторов можно не беспокоиться: с дырочкой во лбу долго не живут. Но оставалось еще три, пусть даже один из них практически наверняка ранен, и два последних патрона в барабане нагана. Оружия настолько архаичного, что в создавшейся ситуации я даже не рискнул его перезаряжать, так много времени потребует операция. Откинуть на раме дверцу, поочередно освободить каморы от стреляных гильз, после чего вставить новые, а те необходимо извлечь из кармана разгрузки. Когда света катастрофически не хватает, левый глаз даже не думает открываться, а в другом слез столько, что пришлось тряхнуть головой, но помогло мало.

Где-то за плитой раздался утробный звук, который мне с трудом удалось идентифицировать как стон боли. Никогда прежде не подумал бы, что человеческий стон сможет доставить мне столько удовольствия и даже радости. Ведь означал он, что кого-то из тройки крепко зацепило, и теперь тот не представляет такой опасности, какой мог бы. Но в любом случае два патрона на троих – ситуация не из самых оптимистичных. И еще нож, который вряд ли сможет пригодиться в перестрелке. В очередной раз я проклял себя за то, что давно не поменял наган на что-нибудь более подходящее. И тут же себя одернул. Будь у меня другое, не пришлось бы просить пистолет у Трофима. И сейчас в руках даже револьвера не оказалось бы. И тогда бы лежать мне, крепко спеленатому, дожидаясь рассвета, решения своей дальнейшей судьбы и размышляя о тщетности бытия.