Очертание тьмы - Сергей Малицкий

– Нельзя пускать шествие в город… – прошептал Клокс. – Такое решение может исходить только от короля Сиуина или от герцога, но если объявить, что шествие минует город, возможно, обряд будет отменен.

– Это невозможно, – покачал головой Скот. – Ты знаешь, как пополняется казна от этого шествия?

– И убывает население, – прошипел Клокс. – Ты читал свиток этого Чуида. Сколько погибло людей в Гаре? Они стоят пополнения казны?

Скот молча смотрел куда-то мимо Клокса. Он сидел так долго, почти минуту. Потом посмотрел на судью и сказал:

– Я уже посылал королю такое предложение. Он ответил, что решить должен его брат. Диус отказал мне. Поэтому мне пришлось просить короля, чтобы он отозвал брата. Я сослался на опасность для герцога.

– Тогда я пойду в замок и буду просить у него аудиенции, пока он еще здесь, – поднялся Клокс.

– Иди, – пожал плечами Скот. – Почти полдень. Скоро Диус вернется с охоты. Может быть, он тебя и примет. Увидит у входа в замок уж точно. Удачи тебе, судья.

Диус

То, что две ночи назад предстало перед путниками погруженной во тьму окраиной глухой деревеньки, при свете дня оказалось околицей обычного арданского городка, а то и села. Частокол, выставленный повелением бургомистра, отсекал Граброк не от лесов и холмов, а в первую очередь от огородов, полей и садов, которые тоже имели своих хозяев, оттого и были огорожены где плетнями, а где и подвязанными к кустам жердями. Сейчас эти угодья погружались в предзимний сон. Урожай был собран, земля кое-как вскопана, что позволяло разглядеть многочисленные следы – и зверья, приходящего полакомиться забытыми плодами людского труда, и всякого, кто горазд бродить осенними звериными тропами. Будка, в которой нашел последнее пристанище Цай, стояла на прежнем месте, но слякоть вокруг нее успела подсохнуть, поэтому лошади легко выбрались на полузаброшенный проселок и уже минут через десять миновали поля и оказались в холмах. Тут-то Глума, чей жеребец едва ли не на половину локтя был выше кобыл Юайса и Гаоты, и повернула к югу с усыпанного листвой проселка. Не успел крохотный отряд оставить за спиной и пары лиг, как где-то в отдалении раздался звук охотничьей трубы и по окрестностям раскатился собачий лай.

– Не на нашу ли девчонку охотятся? – придержала коня Глума.

– Наша девчонка с нами, – с тревогой ответил Юайс, но приподнялся в стременах, оглядывая окрестности. Охота шла далеко. Только воронье носилось за пылающим осенним цветом осинником, но без галдежа.

– Все они – наши, – буркнула Глума и, спешившись у расщепленного молнией дуба, осторожно двинулась по белесой траве к зарослям ивняка. – Вот, – показала охотница примятую траву и ворох листвы в гуще зарослей. – Точно, пятьдесят шагов к югу от обожженного дерева. Здесь Ойча остановилась после бегства из дома. Сос и Чатач нашли это место еще вчера. У Чатача нюх, как у зверя. Но она пролежала тут недолго, не больше часа. И пролежала, оставаясь зверем. Наверное, это ее и спасло. Под вечер было холодно, а перекинься она обратно, оказалась бы голышом. Потом она пошла сюда.

– Подожди, – остановил Глуму Юайс. – Это следы Соса и Чатача, они шли вдоль звериных следов Ойчи. А это чей след? Впрочем, он перекрывает отпечатки егерей. И уж явно более свежий… Наверное, ночной…

Гаота поежилась. Осеннее солнце пригревало, ей даже было жарко, но здесь, за околицей города, среди кустов и сухой травы, даже представить обнаженную девчонку, похожую на ту, которой три года была она сама, было зябко. Но еще ужаснее было видеть вывороты дерна когтистыми лапами, которые этой девчонке принадлежали.

– Интересно, – присела Глума. – Сапоги с гладкими подошвами… Шаг спокойный, но довольно широкий. Кого еще может заинтересовать маленькая имни? А человек-то высокий. Повыше тебя, Юайс.

– Да хоть на голову, – пробормотал Юайс, отходя туда, откуда вел неизвестный след. – А вот и первая загадка…

– Что там? – спросила Глума.

– След начинается так, словно человек спрыгнул с лошади, – заметил Юайс. – Открытое место, ни дерева, ни скалы. Причем спрыгнул точно, в двух десятках шагов от лежки. И это ночью… Вот кто настоящий следопыт. И следов лошади нет.

– Как это нет? – не поняла Глума. – Не с неба же он свалился?

– А откуда? – оглянулся Юайс. – Любой, кто мог бы принести незнакомца на себе, оставил бы свой след.

– А если этот незнакомец – имни? – спросила Гаота.

– Я бы заметил его след, даже если бы он приполз сюда змеей, – отозвался Юайс.

– А если бы он прилетел птицей? – не унималась Гаота.

В отдалении снова загудела труба.

– Кабана загоняют, – предположила Глума. – Или медведя. В четырех лигах к юго-западу хутор, вокруг овсяные поля. Их как раз теперь должны убирать, но зверье тоже не прочь полакомиться. Хотя вряд ли селяне охотятся с собаками и трубами…

– Наверное, – кивнул Юайс и посмотрел на Гаоту, которая замерла в ожидании. – Имни, которые перекидываются птицами, столь редки, что не о чем и говорить. Единичные случаи известны за всю историю наблюдения за ними. К тому же перекидывание в птицу и обратно требует стольких сил, что имни становится беззащитным. И главное – нельзя перекинуться в полете. Те, кому это удалось, скорее всего, погибли.

– А если невысоко? – спросила Гаота.

– Тогда там, – показал на начало следа Юайс, – был бы след босой ноги!

– А имни может перекинуться не целиком? – скорчила гримасу Гаота. – Например, наполовину? Стать птицей выше пояса?

– Представляю, – улыбнулся Юайс. – Волк имни с человеческой головой. Или кабан с человеческим задком… Не бывает…

– Ну почему? – надула губы Гаота. – Человек с крыльями?

– Не бывает, – раздельно произнес Юайс.

– А как же эти… – Гаота почесала лоб. – Ну помнишь, мы говорили об имни? Фиры! Их тоже не бывает? Тот же Роут только глаза закатывал, когда ему вопросы задавали об этих… особенных имни!

– Гао, – улыбнулся Юайс. – Твое любопытство делает тебе честь. Но обычно все объясняется просто. Поэтому нужно искать простые объяснения. А фиры… Знаешь, некоторые верят, что сердце Талэма – это мужчина или женщина, которая бродит по земле и сама не знает о том, что она ее сердце. И пока она жива, Талэм жив, и Дайред не в силах его захватить.

– Что же получается? – нахмурилась Гаота. – Сердце Талэма всегда висит на волоске?

– Узнаю себя, – улыбнулась Глума.

– Говорят, у него есть хранители, – пожал плечами Юайс.

– Белые егеря, – прыснула Глума.

– Да ну вас, – надула губы Гаота, присаживаясь у ночного гнезда. – А это что? Вот, рядом лежат ветви кустов, они подгрызены.

– Она укрывалась, – объяснила Глума.

– И это самое интересное, – кивнул Юайс. – После того следа, который начался с пустого места. Понимаешь, Гао, скорее всего, Ойча перекинулась впервые. Знаешь, почему имни мало? Они очень часто гибнут, потому как перекинувшись, даже став зверем – не имеют ни опыта, ни уверенности зверя. Набирают его быстро, но чаще гибнут. Того же волка, если он не в стае, может затоптать и лось, и олень, и лесной бык. Даже кабан. Что уж говорить… Так что построить гнездо, да еще укрыться ветвями – это доступно только особенному имни. А теперь скажи мне, кто она?