Очертание тьмы - Сергей Малицкий

– Я едва выжил, – продолжил он. – И до сих пор ношу на груди памятным знаком отпечатки ладоней девочки-целительницы. Она отмечена великим даром, я договорился с ее родителями, что они будут лекарствовать при тэрском Храме Присутствия, но в пути с ними случилась беда. Не помог даже мой оберег, священный диск храма. Подозреваю, что вмешался кто-то сильнее меня. И эта боль уже никуда от меня не уйдет. Я вовсе не льщу себя надеждой, что мы кинемся друг другу в объятия, хотя я и преисполнен печали из‑за гибели твоих близких, девочка. Но все в руках божьих. Поэтому хочу раскланяться и постараюсь больше не попадаться ни тебе, ни твоим друзьям на глаза. И дабы хоть частично загладить давнюю беду, невольной причиной которой я стал, оставляю дар. Надеюсь, он сохранит тебя, Гаота, от напасти, от которой однажды не уберегся я сам.

Нэмхэйд поднялся, поклонился, снял с плеча мешок и бросил его на стол. Развернулся и исчез за занавесью. Юайс дождался, когда шаги гостя затихнут и в отдалении хлопнет заскрипевшая дверь, затем выломал из заледеневших гнезд кинжалы и бросил их на стол.

– Кто он?.. – прошептала Глума.

Ее трясло.

– Успокойся. – Юайс поймал ладонь Глумы, она тут же уцепилась за его руку. Он обернулся к Гаоте, но она, не отрывая взгляда от мешка, мотнула головой, прошептала, с трудом справляясь с языком и непослушными губами:

– Я в порядке.

– Хорошо, – кивнул Юайс и смахнул с лица последние чешуйки крови, обстучал о стол кинжалы, вытер и убрал их. – А ведь я сомневался, что можно навести погоню за сотню лиг. Теперь я уверен в этой возможности. Он лгал.

– Там был еще один… – прошептала Гаота. – Призрак. И он был уж точно страшнее… Нэмхэйда.

– Кто он, этот Нэмхэйд? – повторила вопрос Глума.

– Он колдун из Черного Круга, – ответил Юайс. – Надеюсь, что он не узнал меня. Я постарался казаться слабее, чем есть.

– Ты и там был? – подняла брови Глума.

– Очень давно, – поднялся и прикоснулся к мешку Юайс. – Так давно, что меня уже должны были забыть. Правда, я был не совсем в Черном Круге. Рядом.

– Что там может быть рядом, кроме Очага? – сдвинула брови Глума.

– Вот видишь… – подвинул к себе тяжелый мешок и стал распускать завязи Юайс. – Порой мне кажется, что ты знаешь обо мне больше, чем я сам. Успокойся, я там был недолго. Ровно столько, чтобы понять – что́ это; и как раз столько, чтобы исчезнуть оттуда, никого не убив. Правда, не так давно мне пришлось туда вернуться. Ненадолго.

– Тебя должны были найти, – помрачнела Глума. – Они никого не выпускают оттуда. Ты знаешь, почему Колану пришлось уйти к Бейнскому лесу?

– Я его туда и отправил, – кивнул Юайс. – Только там он может укрыться. Они уже шли по следу. А ведь он провел в этом Очаге считаные дни… Не волнуйся, меня должны были перестать искать… давно.

– Тридцать лет назад? Сорок? – усмехнулась Глума.

– Давно, – улыбнулся Юайс и подмигнул Гаоте. – А ты думала, девочка, что Гантанас рассказывает сказки? Да, есть Черный Круг, в котором состоят самые великие колдуны Арданы. Те, кто верно служит Дайреду. И есть Очаг, который воспитывает изощренных убийц. И, кстати, я вытащил оттуда не одного Колана. Но обойдемся пока без имен.

– Это он не обо мне, – посмотрела на Гаоту Глума, но девчонка не отрывала взгляда от мешка.

– Тут нет магии, – задумчиво произнес Юайс и вытащил из мешка кольчугу тонкого плетения. Засверкала серебром стальная нитка, вяжущая поверх плетения дракона с раскрытыми крыльями. Зазвенели защелки на кружевном вороте. Зашуршали о стол чешуйчатые полы с разрезами.

– Боже праведный, – покачала головой Глума. – Да ей цена как за четыре отличных меча!

– Ей нет цены, – напряженно проговорил Юайс. – Она очень хороша. Не знаю, что за мастер ее сотворил. И в ней нет магии. Не могу этого понять.

– Это для меня? – спросила Гаота.

– Что он сказал? – нахмурился Юайс. – Сейчас…

– Он сказал: «Надеюсь, он сохранит тебя, Гаота, от напасти, от которой однажды не уберегся я сам», – проговорила девчонка.

– Ты запоминала! – восхитилась Глума.

– О какой напасти он говорил? – нахмурился Юайс. – От чего ты его исцеляла?

– Он был прожарен, – прошептала Гаота. – От подбородка до бедер. Кожа обратилась в уголь и язвы, внутренности спеклись. Я не знаю, как он остался жив, но он был в сознании и говорил, что мне делать.

– Где это случилось? – спросил Юайс. – В Нечи?

– Да, – кивнула Гаота. – Его принесли поздно вечером, почти ночью какие-то люди. Тайно. Хотя мы и были в королевском замке. То, что было на его теле… – она заколебалась. – Это очень похоже на то, что я увидела на теле Даира. В храме.

– Я как раз об этом, – кивнул Юайс. – То, что он обожжен драконьим пламенем, для меня очевидно. То, что он не погиб сразу, не вызывает удивления. Его сила очень велика. И он знает это, кстати. Поэтому он пришел сюда один и даже не пытался убить нас. Мы для него словно мошки. И он отчасти прав. Правда, я не могу понять, как ты сумела его излечить, Гаота? Тебе ведь было только десять? И тебя никто ничему не учил?

– А я как раз только теперь уверилась, что бедолага Дойтен проснется с утра и удивится, узнав, что одна хрупкая девушка наложила с вечера руки на его клешню и излечила то, ради чего тэрский лекарь Корп набивал рану травами и пускал усмирителю кровь, – улыбнулась Глума. – Хотя и не удивлюсь, если он ничего не заметит. Дойтен слегка рассеян. Но излечить пропеченного до нутра…

– Меня учила мать, – прошептала Гаота и тут только поняла, что все это время она продолжает стискивать рукоять меча. – Она не говорила, что учит, но учила. Всегда. Часто вовсе без слов. И этого… колдуна спасала не одна я. И отец, и мать, и мои сестры. Все они приложили к нему руки. И я не знаю, как это удалось. Но я едва сама пережила это.

– Ну что же, – вздохнул Юайс. – Тогда у нас остается только два вопроса: зачем он подарил тебе кольчугу и где он отыскал дракона три года назад?

– Ты хочешь догнать его и спросить? – поинтересовалась Глума.

– Нет, – сказал, убирая кольчугу в мешок, Юайс. – Может быть, он не оставил планы похитить Гаоту и знает о том, что в Граброке иногда летают диргские стрелы. Тогда его подарок уместен. Спрашивать его я не стану, и вообще пожелал бы обойтись без встреч с ним. Нам нужно торопиться, кстати.

– Разве я не могу это надеть? – спросила Гаота.

– Только в том случае и тогда, когда мы сумеем остановить обряд, – сказал Юайс. – Выходим сразу во двор. Лошади должны быть готовы.

Скот

Клокс тянул время. Он сам это понял уже во дворе Храма, но продолжал медлить, словно видел сократившийся до крохотного комочка клубок и нить в собственных руках. Что бы сделал сейчас на его месте Эгрич? А что он сам сделал пятнадцать лет назад в Гаре? Побледнел и ужаснулся на месте совершения обряда, а потом два дня носился вместе со своей тройкой по обезумевшему городу, улицы которого были вымазаны в крови, чтобы наконец ворваться туда, где завершалось ужасное колдовство, и остановить его собственным мечом? Остановил ли он его? Отчего же тогда некто, неотличимый внешне от Эгрича, вошел в Белый Храм, обратился в другого человека, напоминающего обтянутый кожей скелет, назвал себя Олсом и перерубил почти сотню сэгатов, собравшихся на праздничное служение? Трое остались в живых. Олс говорил о двух живых, назначенных им свидетельствовать о его возвращении, но осталось трое. И третьим, которого не заметил Олс, был нынешний Ата, тогда еще юный дудец. Вот и думай теперь, нарочно ли слукавил слуга Проклятого или и в самом деле не разглядел выжившего мальчишку? Впрочем, какая уж теперь разница? Так что бы сделал Эгрич теперь, когда обряд еще не совершился? Или уже совершился? Но ведь трупов только шесть? Их уже больше, но тех, которых можно отнести к подготовке обряда, только шесть? С восьми трупов начиналось все в Гаре. И в Нечи, кажется, тоже было восемь трупов. Летописи, которые вели жрецы Храма Присутствия, всегда отличались скрупулезностью. Восемь трупов должно быть и здесь. Конечно, если этот новый защитник, светловолосый Юайс, понял все правильно. Так что сделал бы Эгрич? Остановил бы обряд. Без сомнений. Любой ценой. Перерыл бы весь город и окрестности, опросил и остановил бы всякого, кто начал расчерчивать пустоши или тайные дворы восемью лучами, оскверняя символ священного колеса. И что будет, если Клокс последует его примеру? Все остановится? Или же остановить ничего нельзя? Что из чего исходит? Кровь, залившая улицы Гара, была причиной явления Олса или начавшийся обряд отворил выход этой крови?