Западня для лорда - Маргарет Макфи

Она пожала плечами, будто ответ не имел большого значения, хотя в действительности именно это обстоятельство определило всю ее дальнейшую жизнь.

От него она денно и нощно пыталась сбежать. Венеция перевела разговор на другую, менее опасную тему.

— Итак, теперь вам все известно.

Напряжение в тесной камере было таким осязаемым, что стало почти невозможно дышать. Венеция страшилась презрения Линвуда и ненавидела себя за то, в какую ситуацию они оба угодили.

— Да, — сдавленно произнес он. — Но это никак не повлияет на наши планы.

Венеция недоверчиво посмотрела на него:

— Вы хотите жениться на мне, даже зная, что я незаконнорожденная дочь ненавистного вам человека? Человека, причинившего боль кому-то из близких вам людей, — вы ведь готовы умереть, защищая их?

Венеция не могла поверить в реальность происходящего.

— О дне бракосочетания я сообщу дополнительно, — заявил он.

Выражение его лица было непроницаемым, в глазах сверкала ярость.

Стать женой мужчины, которого она любит, но который ненавидит ее? До конца дней испытывать на себе его презрение? Венеция хотела было согласиться на тюремное заключение. Она потупилась, испытывая невероятную боль в сердце. Но дело не в ней. Она должна спасти Линвуда от петли, которую сама же накинула ему на шею.

— Будьте готовы, Венеция.

Она кивнула. Наконец он отвел глаза. От осознания того, что она еще раз предала невиновного человека, ее затопило чувство вины. Нужно было слушать свое сердце, которое всегда все знало. Поспешно развернувшись, Венеция забарабанила в дверь, призывая тюремщика. Не в силах совладать с собой, заплакала.

Когда дверь открылась, она выскочила из камеры, ни разу не оглянувшись, зашагала прочь от мужчины, которого любила и за которого выйдет замуж. Мужчины, которому сама подписала приговор.

Вопреки ожиданиям, Венеция не получила от Линвуда вестей ни на следующий день, ни потом. Приближалась дата суда, и она стала подозревать, что либо он передумал на ней жениться, либо случилось что-то ужасное. Она хотела снова пойти к Линвуду в тюрьму, повидаться с ним, узнать, что происходит, все что угодно, только не неизвестность, домыслы, страхи, но гордость не позволяла ей это сделать. Тогда она решила придерживаться изначального плана — не выступать свидетелем в суде. Она не представляла, что ждет ее в тюрьме, но понимала: будучи единственным барьером между Линвудом и петлей, сможет исправить зло, причиненное ему, отказавшись говорить. Ее дни превратились в один сплошной кошмар.

Письмо прибыло за два дня до суда. Под пристальным взглядом Элис она спрятала его в карман и открыла, лишь уединившись у себя в спальне. Трясущимися руками сломала печать и развернула толстый лист гербовой бумаги Линвуда.

Послание было очень кратким: «Завтра в одиннадцатом часу. Л.».

Венеция испытала огромный прилив облегчения, но ненадолго. Завтра. При мысли о том, что готовит ей завтрашний день, у нее тревожно сжалось сердце.

Раздался стук в дверь.

— Венеция? — обеспокоенно позвала Элис.

— Лучше присядь, Элис. Мне нужно тебе кое-что рассказать.

На следующее утро экипаж Рейзби без опознавательных знаков вез Венецию и Элис в Ньюгейт. Хотя ночью Венеция не сомкнула глаз, сейчас, направляясь на собственную свадьбу, чувствовала себя очень спокойно. На ней было простое дневное платье цвета зеленой листвы, поверх которого был надет темный плащ. Ее волосы были убраны в классическом строгом стиле. Единственным ее украшением были жемчужные сережки. Едва ли такой наряд можно было назвать подходящим для новобрачной, но она не хотела ничем выдать себя перед теми, кто мог наблюдать за происходящим. Не осмеливалась ставить под угрозу успешность проведения церемонии.

Бросив взгляд на Рейзби, Элис склонилась к ней и прошептала:

— Еще не поздно передумать, Венеция.

Рейзби догадался, что Элис пытается отговорить ее от замужества, но ничего не сказал. От его привычного веселого расположения духа не осталось и следа, он выглядел почти таким же холодным и серьезным, как Линвуд. А уж в серьезности намерений Линвуда сомневаться не приходилось.

Сглотнув, Венеция тщательно разгладила складку на бежевой перчатке из кожи козленка. Это было совершенно излишним, принимая во внимание размах того, что они затеяли. Но на кону стояла жизнь Линвуда, поэтому Венеция не позволяла себе думать о том, что случится, если им не удастся осуществить план… или, наоборот, удастся. Она просто сосредоточилась на том, что должна сделать. Даже сейчас она продолжала играть роль хладнокровной, невозмутимой мисс Фокс, хотя Рейзби и Элис знали правду и про ее настоящее имя, и про истинные чувства.

— Ты знаешь, я не собираюсь менять решение.

Со вчерашнего дня они только и делали, что спорили об этом.

В голове Венеции снова и снова звучали вопросы подруги: «Что, если ты заблуждаешься? Все доказательства указывают на него. Что, если он пустил пулю в висок твоего отца?»

Но ее вера в Линвуда оставалась неколебимой. «Нет, Элис, он этого не делал». Такой ответ шел вразрез с логикой и уликами, но ее сердце считало его единственно правильным.

Даже если она заблуждалась, это уже не имело значения. Она не могла допустить, чтобы его повесили.

Когда они прибыли, Линвуд находился в камере один, чисто выбритый и безукоризненно одетый. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы напомнить Венеции, сколь он восхитительно красив и привлекателен и как сильно она его любит. При виде его у нее перехватило дыхание, а сердце на мгновение перестало биться в груди.

— Мисс Фокс, — поприветствовал он ее официальным тоном, будто они не собирались жениться. — Мисс Элис. — Он кивнул другу. — Рейзби.

Их глаза снова встретились, и она прочла страсть, таящуюся в его взгляде. Он мог сколь угодно долго скрывать свои истинные чувства от целого мира, но только не от нее. Каждой клеточкой тела она ощущала его присутствие и свою связь с ним. Они поженятся для того лишь, чтобы спасти его, и ни для чего больше. Да и как может быть иначе после всего, что произошло, после того, как он узнал, кем она в действительности является? Предательство и обман всегда будут стоять между ними, затмевая любовь и желание.

Дверь камеры открылась, вошел граф Мисборн в сопровождении высокого, тощего человека в мантии священника, сжимавшего в руках маленькую потрепанную книжечку. Только тогда Венеция, наконец, осознала реальность происходящего.

По виду священник был старше графа и явно нервничал, что неудивительно, учитывая, как власти могут истолковать этот брак. Венеции стало интересно, не заставили ли его силой прийти сюда. Одного взгляда на Мисборна было достаточно, чтобы понять: немного найдется людей, способных ему перечить.