Илион - Дэн Симмонс

Квант-телепортации учишься быстро. Главное – отчетливо представить себе место, куда ты намерен отправиться. Я со всей ясностью воображаю университетский городок в Индиане конца двадцатого столетия, и… ничего не происходит. Испустив единственный, еле слышный вздох, мысленно рисую казармы схолиастов у подножия Олимпа.

Это – всегда пожалуйста. Медальон вмиг переносит меня к зеленой двери здания, выстроенного из красного камня.

Ужасно длинный был день. Все, чего я хочу, – отыскать свою койку, скинуть боевое снаряжение и хоть немного прикорнуть. Пускай сегодня перед Музой отчитывается Найтенгельзер.

Словно прочитав мои мысли, хозяйка возникает в какой-то паре ярдов от алой лестницы. К счастью, я еще не снял Шлем Смерти. Муза прямо-таки взлетает по ступеням и врывается в казармы. Интересно, что это с ней? Мелета – или как ее там – никогда не спускалась к нам, схолиастам. Наоборот, это мы возносились к ней на хрустальном эскалаторе. Таинственное изобретение Аида по-прежнему действует, так что я без страха следую за Музой в общее помещение.

– Хокенберри! – оглушительно визжит богиня.

На пороге одной из комнат появляется Бликс – молодой схолиаст из двадцать второго столетия, отпахавший ночную смену в долинах Илиона. Парень с довольно глупым видом протирает заспанные глаза.

– Где Хокенберри? – вопрошает хозяйка. – Я не слышала его доклада!

Бликс лишь разевает рот и беспомощно трясет головой. Он вышел в чем спал – в широких боксерских трусах и несвежей майке.

– Где Хокенберри? – нетерпеливо повторяет Муза. – Найтенгельзер сказал, будто бы за стенами Илиона, но там пусто. Кто-нибудь из дневной смены возвращался в казармы?

– Нет, богиня, – отвечает бедняга и низко склоняет голову в тщетной попытке соблюсти приличия.

– Иди спать, – презрительно бросает хозяйка.

Затем выбегает наружу, зорко оглядывает склон и побережье, где сотни зеленых человечков тянут из карьера каменные головы, и квитируется прочь. Слышится тихий хлопок: это воздух устремился в пустоту.

Я мог бы проследить, куда отправилась Муза. Хотя, с другой стороны, зачем? Она, разумеется, хочет вернуть Шлем и медальон. Спохватилась, что без Афродиты меня теперь не изловишь, вот и паникует. Готов поспорить, никто, кроме этих двоих, понятия не имеет, какими игрушкам завладел шпион-схолиаст Хокенберри по воле богини.

А может, и самой хозяйке невдомек, для чего я был нанят?

«Следи за Афиной… Убей Афину».

Непонятно. Пусть даже Зевс не погорячился, а высказал истинную правду и боги способны изведать Настоящую Смерть, по силам ли простому человеку совершить такое? Сегодня Диомед из кожи вон лез – и что? Отправил двоих Олимпийцев на больничный, к зеленым червям. Бр-р-р!

Сконфуженно качаю головой. Внезапно наваливается страшная усталость. А ведь прошли всего лишь сутки с тех пор, как я поклялся противостать бессмертным. Какая чушь. Завтра, в это же время, Афродита сотрет меня в порошок.

Куда теперь?

От богов надолго не спрячешься; при одном подозрении в подобной дерзости покровительница влюбленных, не задумываясь, выкроит себе новые подвязки из моих…

Можно квитироваться на поле битвы и позволить Музе отыскать себя. Это лучший выход. Снаряжение она, конечно, отберет, зато есть надежда прожить до завтра, пока Афродита не вылезет из лилового бака.

Так чего мне терять?

Один день. Богиня любви плавает с червями; кроме нее, ни единая душа не обнаружит схолиаста Хокенберри. Один день.

Как ни крути, больше не выйдет.

Я знаю, куда отправиться.

В конце концов четверка все-таки решила поесть.

Сейви скрылась в освещенном тоннеле на несколько минут и вернулась, держа на подносе горячие блюда с курятиной, подогретым рисом, перцем, приправленным карри, и тонкими полосками поджаренного на рашпере мяса молодого барашка. Путешественники, каких-то пару часов назад плотно подкрепившиеся в Уланбате, с восторгом накинулись на угощение.

– Никто не желает отдохнуть? – спросила хозяйка. – Можем переночевать здесь, у меня найдутся удобные спальни.

Друзья отказались, ведь в Парижском Кратере в это время едва перевалило за полдень. Даэман посмотрел вокруг, дожевал кусочек баранины, проглотил его и поинтересовался:

– А почему вы поселились в… Как ты его называл, Харман?

– Айсберг, – отозвался тот.

– Вот-вот. Зачем вы живете в айсберге?

Женщина улыбнулась:

– Именно этот дом появился благодаря… назовем это старческой ностальгией. – Заметив напряженный взгляд Хармана, она прибавила: – Я предавалась отдыху на одной горе, очень похожей на эту, когда Финальный факс ушел без меня более десяти отмеренных вам жизней назад.

– А я думала, тогда сохранили всех до единого. – Ада вытерла пальцы о красивую рыжевато-коричневую салфетку. – Миллионы и миллионы человек старого образца.

– Не так много, дитя мое, – покачала головой хозяйка. – Нас оставалось чуть больше девяти тысяч. И насколько мне известно, никто из тех моих друзей не появился вновь после Пробела. Знаете, ведь вирус Рубикона перенесли только мы, евреи, у нас обнаружился иммунитет.

– Кто такие евреи? – полюбопытствовала Ханна. – Вернее, кем они были?

– Раса, которая существовала скорее в мышлении людей. Полуобособленная генетическая группа, появившаяся в результате нескольких тысяч лет культурной и религиозной изоляции. – Старуха умолкла и посмотрела на гостей. Лишь лицо Хармана отражало зачатки отдаленного понимания. – А, это не важно. Вечная Жидовка давно стала преданием, легендой. Значение забыто, слово сохранилось.

И она попыталась улыбнуться, но безо всякого веселья.

– Как же вы пропустили Финальный факс? – спросил загорелый мужчина. – И почему постлюди оставили вам жизнь?

– Я и сама веками задаю себе эти вопросы. Возможно, им потребовался… свидетель.

– Свидетель? – повторила Ада. – Чего именно?

– До и после факса на земле и в небесах столько всего изменилось, дитя мое. Вероятно, даже «посты» почувствовали, что кто-нибудь, пусть даже человек старого образца, должен оценить эти великие перемены.

Ханна изогнула бровь:

– О чем вы?

– Тебе это трудно понять, милая. И ты, и твои родители, и родители родителей твоих родителей живете в мире, который на редкость постоянен, разве что за одними поколениями приходят другие. А те вещи, что я имею в виду, нелегко заметить за жалкую сотню лет, к тому же сидя на месте. Однако поверьте, Земля уже не та, какой ее знали настоящие люди старого образца и даже ПЛ.

– Да? И в чем разница? – осведомился Даэман, не скрывая того, насколько мало его интересует ответ.