Шардик - Ричард Адамс

Та-Коминион сидел на лавке в полутемной, гудящей мухами хижине, пытаясь убедить четверых или пятерых онемелых от страха городских старейшин, что он не причинит им вреда. Время от времени он умолкал и хмурился, подбирая слова; стены плыли у него перед глазами, а доносившиеся снаружи звуки то усиливались, то ослабевали, словно кто-то постоянно открывал и закрывал дверь. Та-Коминион постоянно ерзал на месте с таким ощущением, будто его тело завернуто в жесткие воловьи шкуры. Раненую руку дергало, под мышкой вздулась мягкая опухоль. Открыв глаза, он увидел лица стариков, смотревших на него с боязливым любопытством.

Верховный барон заговорил о владыке Шардике, о возвещенном через него предназначении ортельгийского народа, о неминуемом поражении Беклы — и увидел в глазах старейшин тупое недоверие и нескрываемый страх наказания, страх смерти. Наконец один из них — производивший впечатление самого сметливого и явно просчитавший возможные последствия своих слов — сообщил Та-Коминиону о северной охранной армии под командованием генерала Сантиль-ке-Эркетлиса, которая, если он не ошибается (а он вполне может ошибаться, торопливо добавил старик, придавая своему хитрому крестьянскому лицу смиренное и почтительное выражение), в настоящее время должна Пересекать равнину, направляясь к Кебину и дальше. Молодой повелитель намерен вступить в сражение с этой армией или постарается избежать встречи с ней? В любом случае ортельгийцам вряд ли стоит задерживаться в Гельте, ведь вот-вот начнутся дожди и… он осекся с видом человека, знающего свое место и не смеющего давать советы командующему столь могучим войском.

Та-Коминион серьезно поблагодарил старейшину, притворившись, будто не понимает, что стоящим перед ним людям совершенно все равно, вперед или назад он двинется, когда покинет Гельт. Если старик хотел напугать его, он не принял в расчет страстную веру в Шардика, горевшую в сердце каждого ортельгийского солдата. Вероятно, старейшины предполагали, что Та-Коминион намеревается всего лишь совершить набег на одну-две деревни на равнине, а потом пуститься обратно через горы с добычей — оружием, скотом и женщинами, — не опасаясь преследования под проливными дождями.

Та-Коминион, однако, с самого начала не имел иных намерений, кроме как разыскать и уничтожить все неприятельские войска, сколь угодно многочисленные, которые могут встать между ним и Беклой. Его сторонники, знал он, не удовольствуются меньшим. Они рвались в бой, уверенные в своей победе. Сам Шардик показал, какая участь ждет его врагов, а Шардик одинаково беспощаден ко всем своим врагам, будь то вероломные ортельгийские бароны или солдаты бекланской охранной армии.

При мысли о бекланской армии, упомянутой хитрым старейшиной с расчетом вселить в него смятение и трепет, Та-Коминион исполнился лишь свирепой, жгучей радости и твердой решимости идти вперед, совладав со своим больным телом и воспаленным лихорадкой умом.

Поклонившись старикам, он вышел из хижины и стал медленно расхаживать взад-вперед по улице, не обращая внимания на помойную вонь и тощих мальчишек с гнойными глазами и обметанными коростой губами, клянчивших еду у солдат. Та-Коминиону ни на миг не пришло в голову задуматься, стоит или нет сражаться с бекланцами. Владыка Шардик и он сам уже приняли решение. Но на нем, как на генерале Шардика, лежала задача решить когда и где. Впрочем, даже этот вопрос недолго занимал мысли верховного барона, ибо все раздумья приводили к одному и тому же заключению: они должны двигаться прямиком к Бекле и биться с врагом на открытой равнине, где бы с ним ни встретились. Продовольствием в Гельте особо не разживешься, а сегодняшние события показали, сколь мало власти он имеет над своими солдатами. Дожди могут начаться с часу на час, и, несмотря на выставленные Зельдой кордоны, весть о захвате Гельта ортельгийцами в ближайшее время распространится далеко окрест. Все эти соображения побуждали к незамедлительным действиям, но прежде всего Та-Коминиона подстегивало собственное самочувствие: он понимал, что не сегодня завтра окажется не в состоянии возглавлять войско. Как только они разобьют врага, его болезнь не будет иметь значения, но, если он свалится до сражения, люди исполнятся дурных предчувствий и суеверного страха. Кроме того, командовать боем должен именно он — иначе ему не стать правителем Беклы.

Где сейчас находится бекланская армия и как скоро они с ней встретятся? По словам старейшин, от Гельта до равнины около дня пути, и следует ожидать, что неприятель пустится на поиски ортельгийского войска сразу, едва о нем узнает. Бекланцы будут рваться в бой не меньше их. А значит, по всей вероятности, сражение состоится на равнине не позднее чем послезавтра. Вот и план действий. Ничего лучшего ему не придумать, и он может лишь предложить владыке Шардику свою отвагу и рвение, чтобы тот распорядился ими по своему усмотрению. Шардику же остается задержать наступление дождей и привести к ним бекланцев.

Где сейчас Шардик и что успел сделать Кельдерек (если вообще сделал хоть что-то) за минувший день? Парень трус, нечего и говорить, но это не важно, только бы он сумел доставить медведя к войску до сражения. Если они победят — а они непременно победят — и если они действительно возьмут Беклу, какое положение займет Кельдерек? И что делать с тугиндой — этой никчемной, но все же не вполне безопасной женщиной, которую он отправил обратно на Квизо под стражей? У него не должно быть соперников, не признающих его власти. Может, избавиться от них обоих и как-нибудь изменить культ Шардика? Ладно, у него еще будет время решить эти вопросы. Сейчас главное — предстоящая битва.

Внезапно почувствовав слабость, Та-Коминион присел на груду булыжника у порога сгоревшей хижины. Если через пару дней ему не станет лучше, после сражения он пошлет за тугиндой и пообещает восстановить ее в должности верховной жрицы на том условии, что она его вылечит. А пока остается лишь положиться на Кельдерека, осуществляющего власть от имени тугинды. Но парня нужно поторопить, чтобы он поскорее управился с делом.

Та-Коминион поднялся на ноги, держась за обугленный дверной косяк, немного постоял в ожидании, когда пройдет приступ головокружения, и потащился обратно к своей хижине. Старейшины уже ушли. Молодой барон кликнул Нумиса и заставил его несколько раз повторить краткое сообщение, которое следует передать Кельдереку, сделав упор на то, что он, повелитель Та-Коминион, предполагает вступить в сражение послезавтра. Убедившись, что слуга запомнил все слово в слово, Та-Коминион велел Зельде провести посыльного через сторожевые заставы, потом приказал старшим офицерам подготовить войско к выступлению на рассвете и улегся спать.

Он спал тяжелым крепким сном, не слыша криков и гогота солдат, которые после полуночи опять принялись грабить, насиловать и пьянствовать, не встречая никакого противодействия: ни один из баронов даже не попытался положить конец бесчинству, опасаясь за свою жизнь. По пробуждении Та-Коминион сразу понял, что он не просто болен, а болен тяжелее, чем когда-либо. Рука распухла, и повязка глубоко врезалась в кожу, но он не сомневался, что лишится чувств от боли, если попробует распороть ее. Зубы у него стучали, в горле так пересохло, что не сглотнуть, а когда он сел, за глазными яблоками мучительно запульсировало. Та-Коминион с трудом встал и добрел до двери. С запада налетали порывы теплого ветра, все небо заволакивали низкие плотные облака. Солнца видно не было, но оно явно стояло уже высоко. Он тяжело привалился к стене, собираясь с силами, чтобы пойти и разбудить людей, не выполнивших приказа, отданного накануне.