Лжец на кушетке - Ирвин Д. Ялом

«Матка — прямая кишка! Где он только набрался этого дерьма, этой ереси, этой… этой… этой белиберды?» — воскликнул Джекоб, свирепого вида психоаналитик с обвисшими щеками, двойным подбородком и огромными седыми бровями и бакенбардами.

«Он говорил, что взял это из своей практики, из анализа Аллена Джейнвея», — ответил Моррис.

«Но Аллен умер три года назад. Знаете, Аллен никогда не вызывал у меня доверия. У меня нет доказательств, но его женоненавистничество, его щегольство, все эти банты, друзья-гомосексуалисты, этот кондоминиум в Кастро, опера как сосредоточие всех интересов…»

«Давайте не будем уходить от темы, Джекоб, — перебил его Джон Уэлдон. — На данный момент нас не интересуют ни сексуальные предпочтения Аллена Джейнвея, ни самого Сета. Нам нужно быть с этим очень осторожными. Если общественность решит, что мы осуждаем или даже увольняем члена института только потому, что он гей, то, с учетом сложившейся ситуации, это будет для нас политической катастрофой».

«Он — или она — был геем», — сказала Олив.

Джон нетерпеливо кивнул, соглашаясь с ней, и продолжил: «Нас не интересует в этой связи и проблема сексуальных злоупотреблений Сета в отношении пациентов, в чем он обвиняется и о чем мы сегодня еще не говорили. У нас есть заявления о сексуальных злоупотреблениях терапевтов, которые работали с двумя бывшими пациентами Сета, но на данный момент ни один из пациентов не согласился предъявить обвинение. Одна пациентка считает, что это причинило ей серьезный вред; другая утверждает, что это внесло коварный и деструктивный раскол в ее супружескую жизнь, но либо из-за устойчивой лояльности, обусловленной переносом, либо из-за нежелания широкой огласки она не захотела выдвигать обвинения. Я согласен с Маршалом: нам следует придерживаться одной линии поведения, а именно: стоять на том, что под предлогом психоанализа он делал неверные, неаналитические и опасные интерпретации».

«Но есть и другая проблема, — произнес Берт Кантрелл, один из инструкторов, партнер Маршала, — не забудьте про гарантию конфиденциальности. Сет может подать на нас в суд за клевету. А что насчет превышения полномочий? Если один из бывших пациентов Сета обвинил его в злоупотреблении служебным положением, что помешает и другим пациентам начать преследовать наших богатеев или даже толстосумов из национального института? В конце концов, они вполне могут обвинить нас в том, что мы Сета спонсировали, что мы сами назначили его на высший пост, разрешили готовить молодых специалистов. Мы разворошили осиное гнездо, и лучше бы нам этого не делать».

Маршал получал истинное удовольствие, видя слабость и нерешительность своего соперника. Чтобы сделать контраст еще более очевидным, он постарался придать своему голосу как можно больше уверенности: «Аи contraire,[22]Берт. Мы окажемся в значительно более уязвимой позиции, если мы не будем действовать. Причем действовать мы должны именно по той причине, по которой ты предлагаешь нам бездействовать, и действовать мы должны быстро, чтобы как можно скорее дистанцироваться от Сета и сделать все возможное, чтобы компенсировать нанесенный им вред. Я прямо-таки вижу, как этот Рик Чаптон, черт бы его побрал, предъявляет нам иск — или, по крайней мере, перемывает наши кости с репортером «Тайме», — если мы предадим Сета анафеме и ничего не предпримем в защиту его пациентов».

«Маршал прав, — сказала Олив, которая часто исполняла роль чести и совести института. — Если мы верим в то, что наша терапия эффективна, а ошибочное применение психоанализа — дикий анализ — приносит серьезный вред, то нам ничего не остается, кроме как действовать в соответствии с этими убеждениями. Мы должны провести для всех бывших пациентов Сета курс восстановительной терапии».

«Сказать легко, — заметил Джекоб. — Никакими силами мы не вытянем из Сета имена пациентов, с которыми он работал».

«В этом нет необходимости, — ответил Маршал. — Мне кажется, нам в данной ситуации лучше всего будет опубликовать в популярных изданиях обращение ко всем пациентам, которые лечились у него в последние несколько лет, или, по крайней мере, ко всем пациентам-мужчинам. — Маршал улыбнулся и добавил: — Будем надеяться, что женщин он лечил иначе».

Собравшиеся заулыбались в ответ на шутку Маршала. Слухи о сексуальных отношениях Маршала с пациентками ходили среди членов института годами, потому все почувствовали огромное облегчение от того, что об этом заговорили в открытую.

«Итак, — подытожил Джон Уэлдон, стукнув молоточком, — мы пришли к единому мнению о том, что мы должны попытаться предложить курс восстановительной терапии пациентам Сета?»

«Я голосую за», — сказал Харви.

Предложение было принято единогласно, и Уэлдон обратился к Маршалу: «Согласен ли ты взять на себя ответ» ственность за этот шаг? Просто согласуй свой план действий с организационным комитетом».

«Разумеется, Джон, — ответил Маршал, едва сдерживая переполнявшую его радость. Он не мог даже предположить, насколько высоко взлетели сегодня его акции. — Я также скоординирую все наши действия с Международной психоаналитической ассоциацией — на этой неделе я собирался обсудить с Реем Веллингтоном, секретарем, еще один вопрос».

Полпятого утра. Тибурон был погружен в темноту, и только один ярко освещенный дом возвышался на мысе над бухтой Сан-Франциско. Молочно-белый туман приглушил огни огромного здания «Golden Gate», но вдалеке на фоне неба мерцали огни города. Восемь усталых мужчин, склонившиеся над столом, не обращали внимания ни на мост, ни на туман, ни на огни на горизонте; они видели лишь свои карты.

Аэн, краснолицый здоровяк, который носил широкие желтые подтяжки с изображенными на них игральными костями и картами, объявил: «Последняя сдача». Это был выбор сдающего, и Лэн объявил открытый покер с семью картами по «старшая — младшая»: первые две карты сдаются втемную, четыре — открытых, и последняя — опять втемную. Банк поделят между собой двое победителей, обладатели самой старшей и самой младшей руки.

Шелли, чья жена, Норма, была одним из партнеров Кэрол, этим вечером сильно не везло (впрочем, как и каждый вечер, по крайней мере последние месяцев пять), но он нетерпеливо схватил свои карты. Это был привлекательный, сильный мужчина с печальными глазами, неудержимым оптимизмом и травмированной спиной. Прежде чем посмотреть первые две карты, Шелли встал и поправил лед, которым была обернута его поясница. С юных лет он профессионально играл в теннис и до сих пор, несмотря на все предостережения врачей и смещенные межпозвоночные диски, продолжал играть почти каждый день.

Он взял две первые карты, одна поверх другой. Бубновый туз! Что ж, неплохо. Он медленно вытащил из-под него вторую карту. Двойка бубен. Туз и двойка бубен! Превосходные карты! Разве это возможно — после того, как ему шла такая отвратительная карта! Он положил их на стол, но через несколько секунд не удержался и бросил на них еще один взгляд. Шелли не замечал, что все остальные игроки смотрят на него. Этот второй влюбленный взгляд был одним из его «маячков» — едва заметный неосторожный жест, который выдавал его сдачу