Любовный узел, или Испытание верностью - Элизабет Чедвик

Бросив Гавейна обратно на скамью, он быстро вышел из зала на свежий воздух и прислонился к стене замка. Рыцарь тяжело дышал, пытаясь смирить гнев.

Когда Гавейн трезв и занят делом, ему без раздумий можно доверить жизнь. Но в часы отдыха, да еще за чаркой, его моральные качества исчезают с потрясающей скоростью. Обычно все совершенные глупости удавалось поправить с помощью горсти серебра и исповеди, но сделать Рогезе де Бейвиль ребенка, а затем прогнать ее – нечто совершенно иное. Как и мелочная, злобная угроза в отношении Этель и Кэтрин. Оливер не был уверен, что сможет простить ее Гавейну.

Молодые оруженосцы и пажи графа уже носились по двору и кидались снежками. Рыцарь обратил на них внимание, когда немного успокоился: по всем направлениям летают снежные комки, отовсюду раздаются веселые крики. Томас Фитц-Рейнальд и Ричард бегают вместе со всеми. Рядом с мальчиками прыгает слегка подросший рыжий щенок, ловит пролетевшие мимо снежки и давит их черными челюстями. Когда Оливера заметили, его немедленно атаковали и ребята и молодой пес. Рыцарь тут же слепил снежок и решительно ввязался в бой, чтобы выплеснуть из себя остатки раздражения, но наконец поднял руки под градом снежков и запросил пощады.

Щенок с лаем прыгнул на него, царапая тупыми когтями. Ричард схватил пса за ошейник и заставил сесть.

– Его зовут Финн, – сообщил он. – Граф Роберт подарил мне его на Рождество. Ему даже разрешили спать вместе со мной в комнате для оруженосцев.

Оливер с должным восхищением осмотрел щенка, похлопал по густой золотистой шкуре и вытер облизанные молодым псом руки о плащ. Собаки в замке, конечно, нужны, но он не особенно любил их. Гораздо больше рыцарю нравились независимые кошки, которые находили себе кров в кухнях и стойлах, а иногда в качестве домашних любимцев пробирались и в комнаты. Однако, раз Роберт подарил мальчику щенка, значит, он очень серьезно относится к связывающим их узам крови.

Ричард повернулся было, чтобы вновь присоединиться к игре, но задержался и нерешительно оглянулся на Оливера.

– Ты сходишь со мной потом на могилу матери, чтобы положить туда венок из остролиста?

Оливер был тронут.

– Конечно, мальчик. Я рад, что ты подумал о ней.

– Это мой долг, – пожал плечами Ричард, но все же добавил. – Я не хочу, чтобы ей было одиноко.

В голосе мальчика проскользнули нотки, которые сказали, рыцарю гораздо больше, чем любые слова.

– Мы вместе помолимся о ней. – Он сжал плечо Ричарда. – Если бы она была здесь, то очень гордилась бы тобой.

Ричард кивнул, смущенно потупился – он не привык к такому обращению, – отступил на шаг и побежал к остальным. Щенок весело прыгал рядом с ним.

Оливер поглядел ему вслед и зашагал через двор к жилищу Этель. Слова Ричарда о могиле матери напомнили ему об Эмме. Следит ли кто-нибудь за ее могилой, или время и новый лорд заставили забыть о ней, и холмик теперь совсем заброшен? Мысль эта причинила боль, словно чувство сиротства, но в то же время рыцарь ощущал, как жизнь струится по его жилам. Да и что иного можно было ждать после минувшей ночи? С высоко поднятой головой и улыбкой на губах Оливер приближался к маленькой хижине.

– Ты знаешь, как предохраняться? – осведомилась Этель как только Оливер ушел. – Я, конечно, не считаю, что он похож на этого молодого бездельника, но лучше не заводить ребенка до тех пор пока не убедишься, что ты действительно этого хочешь.

– Знаю, – Кэтрин постаралась, чтобы в ее голосе не прозвучала нотка раздражения. – Овечья шерсть или мох, смоченные в уксусе. Кроме того, не похоже, что Господь благословил меня плодовитостью. Я целых полтора года была замужем за Левисом, но мои месячные не запоздали ни разу.

– Хм-м. Ну, это не всегда вина женщины.

– Знаю. – Кэтрин провела пальцами по ткани красного платья, разглядывая ее выделку. – Но еще я знаю, что семя моего прежнего мужа было хорошим, потому что он сознался, что как-то сделал кухонной служанке в Чепстоу ребенка. Правда, у нее случился выкидыш на третьем месяце. – Она подняла голову и печально посмотрела на Этель. – Ему трудно было устоять перед хорошеньким личиком, да и сами красотки сильно не оборонялись. При желании он мог причаровать даже птичку на ветке.

Глаза Кэтрин внезапно защипало. Как глупо печалиться по Левису, ведь надо радоваться, что у нее есть Оливер!

– Забудем о прошлом, – сказал она, решительно тряхнув головой. – Я не забуду про твой совет и буду очень осторожна.

Молодая женщина украдкой вытерла глаза, однако Этель это заметила.

– Такой человек не стоит слез, – сказала она.

– Я не плачу. Это дым от огня.

– Вот именно, – многозначительно согласилась Этель. Кэтрин поневоле заерзала на своем стуле.

Не дождавшись ответа, старуха прищелкнула языком.

– Ладно, скажи тогда, Оливер принесет свой тюфяк сюда или ты перейдешь к нему?

– Пока рано решать, – вскинулась Кэтрин. Ей не хотелось, чтобы ею руководили или подталкивали. Свободный выбор или ничего! Между ней и Оливером были уважение, взаимная склонность, близость, откровенное влечение, но все это слишком ново, слишком поспешно.

Наверное, на лице молодой женщины отразились эти мысли, поскольку Этель перестала подзуживать и сказала только одно:

– Ты – дочка, которой у меня никогда не было. Мне хочется видеть тебя устроенной и счастливой.

– Я уже устроена и счастлива… мама.

Этельреда устало улыбнулась и потрепала Кэтрин по щеке.

– Пожалуй, я немного отдохну.

С этими словами старуха направилась на свое ложе.

Кэтрин смотрела ей вслед со смешанным чувством некоторого облегчения, любви и заботы. Этель угасает. Они обе знали это, но старая женщина никогда не призналась бы, что каждый день все больше становится похож на борьбу. Она тоже упряма. В этом отношении они действительно словно мать и дочь.

Кэтрин наклонилась вперед, чтобы поправить огонь и подкинуть в него еще два полешка. Вход закрыла чья-то тень. Молодая женщина подняла глаза, готовясь приветствовать Оливера или Годарда, но с некоторым испугом поняла, что в дверном проеме стоит совершенно другой мужчина. Прежде она его не видела, поскольку практически не обращала внимания на наемников графа, разве что старалась держаться от них подальше.

Он был выше Оливера, волосы и борода густые, черные. Борода слегка тронута сединой. Уголки глаз красиво подчеркнуты небольшими морщинками, губы тонкие, жестокие, чувственные. Он был в стеганом гамбезоне, надетом на тунику из очень тонкой синей шерсти. Подол туники обшит красной с золотом лентой. Узор казался знакомым, но в Бристоле – несколько изготовителей тесьмы, у которых личные цвета и орнаменты.

Кэтрин встала и стряхнула с рук кусочки коры.