Невеста для Бессмертного - Константин Фрес

И взору его предстало изумительное зрелище! Такое, что и дух захватило, и Петрович ощутил сильнейшее головокружение оттого, что вся кровь с верхнего этажа с шумом и ревом Ниагарского водопада ушла вниз, отлила от мозга.

Бесстыжая Колесничиха, полагая, что с улицы не видно, копалась мирно в своих горшках, стоя на балконе совершенно нагишом, то есть натурально — в одних крошечных девичьих трусиках на кокетливых бантиках. Над цветущими маргаритками парила ее голова с озабоченным лицом и очками, повисшими на кончике носа, а под богатой зеленью, меж балконных прутьев, были видны идеальные, прекрасные молодые ноги, щедро позлащенные загаром, кокетливые трусики и плоский животик.

Этого Петрович так просто перенести не мог и под благовидным предлогом серьезного разговора залип под балконом на долгое время…

Потом были долгие разговоры под луной, и всегда бессовестная Колесничиха являлась на свидание в одних только трусиках, волнуя кровь Петровича идеальными формами и умиляя разными носочками на стройных ножках.

А потом случилось страшное.

Разыгравшийся ветер сорвал с влюбленной безумной головы Петровича кепку и Колесничиха, ахнув, рванула ее ловить на противоположный конец балкона. Рвануть-то она рванула, а ноги, так волновавшие воображение Петровича, остались стоять на месте. Потрясение было так велико, что слабовидящий Петрович с минус двух обрел прямо-таки идеальное стопроцентное зрение, и изумленным взором увидел, что объект его желаний — это старый пластмассовый манекен, который целомудренная Колесничиха облачила в трусы и приспособила как ножки под летний столик.

Никогда еще Петрович не чувствовал себя таким обманутым!! Его самые чистые чувства были уязвлены и осмеяны, и теперь он полагал, что от Колесничихи можно ожидать чего угодно. Чуйка шептала ему, что старуха может еще и не так надует. И не подвело-таки чутье Петровича!

Сейчас, в свете заходящего солнца, зеленая опаршивевшая Колесничиха казалась ему посланницей Ада. Петрович, вспоминая отслоившиеся от его идеала ноги, мстительно думал про себя, что теперь эта старая обманщица, охотница на мужчин, просто забыла накраситься, замазать все свои прыщи и вставить челюсть на место.

— Бери его! — позорно выкрикнул Петрович, стараясь подтолкнуть вперед Кощея, но тот прилип к Петровичу мертвой хваткой. На мостках произошла легкая заминка, потому что соперники, упираясь ногами, каждый толкал другого к Колесничихе, а та шла мелкими угрожающими шажками и бездушно, как зомби, улыбалась. Ужас, да и только.

Садилось солнце.

Жижа, высовывающаяся из трясины, тихонько хихикала.

В этот недобрый час пустырь, заросший бурьяном и полынью, огласился нечеловеческим воплем, да таким, что и Колесничиха вздрогнула. Страшнее призрака, размахивая руками так, что шляпки поганок разлетались, к месту битвы спешил Андрюха, волочась на поводке вслед за своей толстой бодрой псиной, и загривок его щетинился мухоморами. По идее Кацмана Андрюха должен был напасть на Кощея и добить его, но вместо этого почему-то накинулся на Колесничиху.

— Старая поганка! — гневно выкрикнул он, потрясая перед зеленым носом Колесничихи пальцем с толстым, как кора дуба, темным ногтем. — Твоих рук дело?! Это все твои ягодки, яблочки, ранетки! Угостила своей заразой! Посмотри, что теперь со мной?!

Отчего-то тот факт, что он пил водку с призраком-барсуком, не натолкнул его ни на какие мысли. Алко-солидарность не позволяла думать плохо о собутыльнике, и потому вся ответственность за непонятное заболевание была возложена на плечи Колесничихи. Она была назначена источником непонятной заразы. Вероятно, был еще какой-то телесный контакт, о котором мы ничего не знаем. Но, так или иначе, а Андрюха грешил именно на Колесничиху.

Зрение Петровича от испуга начало близиться к совершенству микроскопа.

— Мыть надо было! — неприятным голосом и абсолютно не шепелявя отозвалась язвительная Колесничиха, имея в виду что-то свое, ведомое только ей одной. Заросший грибами, как трухлявый пень, Андрюха, радовал ее злопамятное сердце. Накануне все этих событий Колесничиха действительно почти силком угостила Андрюху крыжовником с собственного огорода, презентовав вместе с ним и самую нарядную тарелку и пару ласковых взглядом. Случайные свидетели утверждают, что из ее дома он вышел спустя аж пару часов. То, что он опаршивел еще хлеще нее самой, показалось Колесничихе провиденьем, покаравшим старого ловеласа за блудливость и неверность, что она тотчас же Андрюхе и высказала.

— Черт знает что сам подцепил от своих баб! — сварливо верещала Колесничиха, переключив свое внимание с Кощея и Петровича на Андрюху и его меланхолично оправляющегося в зарослях пса. — Трешься об кого попало, а потом кто-то виноват тебе!? Может, это ты меня и обчихал своим спорами!

Садилось солнце.

В ветвях дуба бесновался незадачливый Кацман, злящийся на свое войско и неумелое руководство. В полыни, перед стратегически важны мостками, сцепились Колесничиха и Андрюха, поливая друг друга отборной руганью и прореживая веселую поросль поганок на загривках. Быстро, как юный мальчик, бежал с поля боя в сторону дома старой любовницы струсивший и отступивший босоногий Петрович.

Медлить больше было нельзя.

Оттолкнув зазевавшегося меланхоличного пса, задумчиво обнюхивающего ноги Кощея на предмет искусать тощие икры, Кощей в длинном прыжке, достойном золотой медали, с треском габбановых штанов и с чавканьем врезался в лужу, теряя в первом олимпийском толчке сапог. Вторым прыжком он потерял и второй, застрявший в жидкой грязи, и третьим прыжком благополучно приземлился на сухом травяном бережку.

За его спиной был бой и сцепившаяся в выяснении полувековых отношений пара. Впереди маячило окно и бледная от переживаний Марьванна.

— Мария! — вскричал радостно Кощей, размахивая своей палкой. — Я иду к тебе!

Бодрой рысью он обогнул трансформаторную будку, пачкая свои идеально белые носки об асфальт, и, радостно улыбаясь во весь рот, как какой-нибудь Ванька-дурачок, распахнув объятья, сверзился на одно старческое подагрическое колено в тени дубов-колдунов, глядя на зареванную Марьванну искренними, полными счастья глазами.

— Марьюшка! — проорал он совершенно несолидно для черного властелина. — Выходи за меня! Ты одна мне нужна! Весь мир к ногам твоим положу!

— Кощейка! — зарыдала Марьванна, утирая катящиеся по щекам слезы. — Что ж ты дуралей у меня такой?!

И тут бы и сказать ей «да» дрожащими губами, тут бы и броситься вниз, в объятья пламенные. Но не бывало на Руси счастья простого, без подводных камней. И сам Кацман ужасный, набравшись духу, решил с дерева спуститься да надавать Кощею по шее, свести несчастного в реанимацию и любящие сердца разлучить.

Обернулся Кацман злой в ворона черного, каркнул, сзывая рать свою злобную, нечистую. Зашевелились кусты высокие, и полезли отовсюду из полыни девицы-красавицы, отбором Кощеевым недовольные. Они ругали его словами распоследними, требовали пересмотреть итоги конкурса и возместить им ущерб, нанесенный участием.