Путь любопытства. КОРПУС - Иван Алдошин

— Привет, чего сидишь тут один? Ждёшь полночь? — Виктория присела рядом.

— И это тоже, а за одно думаю, что делать дальше.

— А как тебя на самом деле зовут?

— Сергей Артёмович Родин.

— Слушай, а ты всегда такой?

— Какой?

— Ты всегда такой серьезный?

— Что ты имеешь ввиду?

— Ну, ты все продумываешь наперед и все такое. Не то, что бы мне не нравилось, но это не характерно для парней твоего возраста.

— Для парней моего возраста. Ты хочешь сказать, что мои ровесники более ветреные?

— Да. Но это, мягко говоря. Складывается впечатление, что ты пытаешься положить соломки везде.

— Хех. Знаешь я бы и рад быть более ветряным как мои сокурсники. Не заморачиваться и просто жить, но увы, это теперь нам не доступно.

— Мне кажется, что ты юлишь.

— Да. — Она положила голову мне на плечо. Я прислонил свою к ее макушке. — Совсем чуть-чуть.

— Не хочешь рассказать почему? Это же как-то связанно с тем, что у тебя нет родных.

— Да. А как ты догадалась? — Мы не двигались, смотрели на город и просто говорили.

— Ты не звонил родственникам, не подал заявку на спасение и связь. А еще не отправил отряд для того, чтобы кого-то спасти. Значит либо у тебя нет возможности с ними связаться, либо у тебя просто нет родных. Я предположила второе.

— Да. Вторая догадка правильная.

— Ты из-за этого такой… Серьезный?

— Да.

— Расскажешь?

— Оно тебе действительно нужно?

— Да. Я хочу разделить с тобой не только постель и заботы о клане. Но и твои переживания. Вдвоем ношу нести легче.

— Даже не знаю с чего начать. Я не рассказывал особо об этом.

— Сначала.

— В начале был комочек слизи.

— Ну я же серьезно. — Она слегка ударила меня кулачком в плечо.

— Ладно, ладно. Вся моя семья погибла в пожаре, когда мне было два. Мы как говорят жили в доме в Подмосковье. Случился пожар, возможно, поджог. Только разбираться в этом никто не стал. Ведь, по сути, никто не выжил. Ну из тех, кто мог бы как-то повлиять на следствие. Поэтому его списали на обычный пожар, а меня отправил в один из детских домов. Не могу сказать, что он был плохой или хороший. Относились к нам скорее хорошо. Но воспитывали в строгости. Ну и конечно не так, как своих детей. Если вел себя нормально, то и жить там было сносно. Но если хотелось чего-то особенного, приходилось вертеться. Просто так тебе никто ничего не давал. Разве что во время выборов или больших праздников находились волонтеры, которые привозили вкусняхи и игрушки. А в остальном приходилось что-то делать, как-то подрабатывать. Я мыл окна на машинах. Потом устроился в автомойку. А потом и в СТО. Что-то откладывать в общем получалось, а что-то я тратил на собственные нужды. Взрослая жизнь у меня началась лет так в двенадцать.

— Да уж. А почему в двенадцать-то, если ты говоришь о том, что у вас там было сносно?

— Как тебе объяснить. Ну дело в том, что невозможно оставаться ребенком, когда хоронишь близких людей. С десяти до двенадцати лет мы похоронили троих. Один попал под машину. Другой своровал не у тех, его нашли потом на стройке. Якобы он спрыгнул с крыши. А третий умер от передоза. Короче, повторюсь, на нас никому особо дела не было. А для тех, кто управлял детдомом, главное было не подставиться. Ну, вообще все достаточно быстро списывалось на то, что дети без родителей, а на всех времени не хватает. Ну и так, далее и тому подобное. Вот и получается, что в такой обстановке достаточно быстро понимаешь, что вся жизнь зависит только от тебя.

— Почему никто не навел порядок?

— Это и был порядок. Это как раз было достаточно хорошее время. До этого было хуже. Ты не помнишь начало двухтысячных. А для нас каждый год нужно было прожить. Так как двухтысячные были сложные для нашей страны. На нас сирот было всем наплевать. Все говорили то о терактах, то о кризисе восьмого года, который продлился два года. Только после две тысячи десятого что-то начало меняться. В общем, чем лучше жила страна, тем лучше жилось нам и наоборот. А это еще мы не попали на девяностые, там вообще говорят такие страшилки творили с сиротами, что нам и не снилось. Нас старшаки ими пугали и говорили, что нам еще повезло.

— Знаешь, а ведь многие об этом и не думают. Даже я не задумывалась. Как оно там в детдоме.

— А зачем? Люди не хотят думать о неприятных вещах. А это очень неприятная тема. Хочешь я закончу?

— Нет, продолжай.

— Ну в общем у меня получалось откладывать деньги.

— А как, разве несовершеннолетний мог оформить карту?

— Карту нет, а электронный кошелек можно. У меня был кошелек Яндекса. Туда и переводил деньги. Но приходилось создавать разные кошельки на всякий случай. в общем трудился и переводил деньги. Копил либо на черный день, лидо на светлый. Ну или на учебу. Многим было пофиг на учебу. Я же уже в двенадцать лет решил, что не хочу жить так как нам предрекали воспитатели. Мол низкооплачиваемая рабочая сила.

— А кем ты хотел стать? Уж явно не главой клана.

— Это точно. Если честно я хотел стать инженером. Придумывать новые устройства. Продвигать наше автомобилестроение вперед. Это мне было интересно. Ну поэтому я и трудился на СТО и хорошо учился. Чтобы поступить на бюджет. Так или иначе я привык к дисциплине и планированию. Только когда поступил на бюджет можно было немного расслабиться. Тогда от государства и получил квартиру. Но вот образ мышления остался. Ну и, собственно, недавно я праздновал окончание четвертого курса. Кажется, что это было как минимум месяц назад, но на самом деле всего лишь пара дней. Вот ведь действительно время относительно.

— Да, моя жизнь по сравнению с твоей уложится в фразу «Родилась, училась и вот получилась».

— Ты явно прибедняешься. Ты у нас тоже не бухгалтер. Да и не секретарша.

— Я вовремя подсуетилась. — Она засмеялась.

— Хитра. Признаю.

— Что будем дальше делать? У нас через пару дней некуда будет селить беженцев.

— Я об этом подумал. Расширим крепость. Всех, кто не из клана, надо будет опять пересилить.

— Придумаем что-то.

— А еще нужен экономист. Нам без него нельзя.

— Поищу. А что ты думаешь по поводу того, что через пару дней должна прийти нежить?

— У нас есть крепость, строго говоря в ней и будем отбиваться.