Достойное общество - Авишай Маргалит

Ключевой вопрос состоит в том, что, собственно, унизительного в нарушении нашей приватности. Вопрос не в том, что дурного в самом общем смысле этого слова совершают те, кто покушается на нашу приватную сферу, но какую роль в этом случае играет унижение, если оно вообще играет здесь какую-то роль. Напомню, что ранее были предложены два ключевых мотива в отношении унижения. Первый – это отвержение, то есть исключение из «человеческого семейства». Второй – утрата базового контроля. Концепция унижения как утраты базового контроля есть концепция оперативная, связанная с понижением или утратой человеческого статуса за счет разрушения личной автономии человека. Нарушение приватности следует считать унизительным в обоих смыслах, но второй мотив более непосредственный, поэтому именно с него я и начну.

Область приватного определяется как минимальная сфера индивидуального контроля над интересами. Нарушение приватности есть ограничение контроля человека – против его воли – над тем, чему надлежит оставаться под его контролем. Общество, которое дозволяет институционализированный надзор за приватной сферой – посредством прослушки телефонных разговоров, например, посредством цензуры частной корреспонденции или другие формы полицейского контроля, – совершает целый комплекс постыдных действий. И одним из этих действий является унижение человеческого достоинства.

Нам следует задаться вопросом: всякое ли систематическое вторжение в частную сферу содержит в себе элемент унижения? Есть два типа обществ, которые вмешиваются в частную жизнь своих граждан двумя разными способами: тоталитарное общество и «общество сплетни». Последнее пользуется сплетнями как формой социального надзора. В подобном обществе вмешательство в частную жизнь индивида даже в тех случаях, когда оно унизительно само по себе, не является унижением институциональным, если, конечно, не предположить, что может возникнуть отдельный институт публичного «обзора сплетен». Следовательно, такое общество является скорее цивилизованным, нежели достойным. Сравнение между цивилизованным и достойным обществами должно высветить те аспекты ситуации, связанной с нарушением приватности тоталитарным обществом, которые делают эту ситуацию особенно унизительной, тем самым превращая тоталитарные общества в категорически недостойные.

Вторжение в сферу приватного при тоталитарных режимах призвано не только выявлять возможные заговоры против существующей власти. Оно направлено еще и на сбор информации, обнародование которой может поставить жертву в затруднительное положение, устыдить или унизить ее, чтобы в дальнейшем эта информация могла быть использована с целью шантажа. С одной стороны, если информация будет предана огласке, она выставит человека в дурном свете, что, в свою очередь, приведет к изоляции от общества. С другой стороны, человека можно принудить к весьма неприятным компромиссам – компромиссам с собственными принципами, – так что человек полностью подпадает под власть режима из страха, что последний обнародует невыгодную для него или для нее информацию. В подобной ситуации человек бывает вынужден поступиться принципами, скажем выдав информацию о своих родных и близких. При таком нарушении приватности унизить жертву призвано не само нарушение. Скорее нарушение приватности используется как эффективное и безотказное орудие, предназначенное для того, чтобы обеспечить другие способы унижения.

Другой тезис, восходящий к Мишелю Фуко, заключается в том, что нарушение приватности обладает функцией надзора и нормализации, принуждая членов общества к стандартизированному поведению и превращая девиантов в извращенцев. Вторжение в приватные зоны осуществляется для того, чтобы обнаружить те или иные девиации, а затем подвергнуть исключению все, что выбивается за принятые рамки. Унижение здесь заключается в том, что девианта превращают в существо, не отвечающее критериям нормального человеческого существа, притом что только нормальный человек может считаться собственно человеком. Девианту таким образом отказывают в человечности. Не следует забывать и о том, что функция нормализации человеческого поведения через надзор, посредством незримого ока, является одним из признаков любого современного общества. Тоталитарные институты современного государства, такие как тюрьма или психиатрическая клиника, суть прототипические примеры, с помощью которых можно вскрыть тенденцию ко все большей нормализации через надзор, исключающий девиантов из человеческого общества.

Сплетня порождает чувство принадлежности и знакомства, которые, в свою очередь, порождают презрение. В традиционном обществе сплетня даже в тех случаях, когда она действует открыто и направлена на бичевание пороков, принимает как данность человеческие слабости своих жертв. Традиционная сплетня демократична. Она создает демократию пострадавших: «Давай-ка не заносись. Мы знаем все твои слабость, большие и маленькие». Вторжение в приватные сферы в традиционном обществе сплетни не направлено на то, чтобы исключить человека из общества, не говоря уже о том, чтобы отказывать ему в праве называться человеком. Совсем наоборот, сплетня, во многом основанная на вторжении в приватность, создает чувство принадлежности к группе, вязкое и сентиментально окрашенное. В современных тоталитарных обществах принадлежность к роду людскому определяется соответствием очередной модели «нового человека» в том виде, в котором таковая встроена в идеологический фундамент конкретного режима. В традиционном обществе сплетни она определяется интимизированным характером социальных связей и принятием человеческих слабостей.

В массовом обществе сплетни вторжение в частную жизнь затрагивает прежде всего людей богатых и знаменитых. Знаменитые люди в такого рода обществах зачастую стараются защитить себя с помощью телохранителей и высоких стен. Только мощный фотообъектив очередного папарацци позволит нам разглядеть вывалившееся брюшко знаменитости или плешь у нее на макушке. Типичные жертвы подобных обществ – люди влиятельные и знаменитые. Но даже такие люди имеют человеческое достоинство, и в достойном обществе они могут и должны получить право на его защиту. Вопрос, однако, состоит в следующем: ставит ли сплетня знаменитых людей на место, превращая их в обычных людей – возможно, обижая их, но не унижая, – или она и в самом деле заставляет нас смотреть на них как на нечто не вполне человеческое? Влияет ли сплетня исключительно на публичный имидж знаменитости – или еще и на внутренний образ себя? Очевидный ответ, который, впрочем, не позволит нам существенно продвинуться вперед, заключается в том, что многое зависит от типа сплетни. Генрих Белль в романе «Потерянная честь Катарины Блюм» попытался показать, как обычный человек утрачивает себя в результате вмешательства средств массовой информации в его частную жизнь. Катарина Блюм представляет собой скорее концентрат реальности, нежели типичный случай, но мы понимаем, что в том случае, если человек не защищен броней власти и славы, вмешательство в его частную жизнь способно всерьез подорвать его самоуважение.

Связь между унижением и вторжением в частную жизнь можно обнаружить в трех разных, но связанных друг с другом случаях: 1) нарушение приватности может служить крайней формой унижения в том случае, если человеку, чья приватность нарушена, дают понять, что он не обладает даже минимальным контролем над собственной жизнью; 2) нарушение приватности может свидетельствовать о том, что наличие или отсутствие контроля над собственной жизнью со стороны жертвы не имеет никакого значения; 3) нарушение приватности может заставить человека утратить контроль над собственной жизнью. Я сосредоточил внимание прежде всего на причинно-следственной связи между нарушением приватности и унижением, переживаемым как утрата контроля, но унижение не обязательно нуждается в подобной причинно-следственной связи – достаточно и того, что оно само есть выражение утраты контроля.