На путях преисподней - Энгус Уэллс

И оказалась на открытой галерее, обегавшей с четырех сторон внутренний дворик. Воздух был напоен ароматами жимолости, магнолии и жасмина. Их цветущие кусты теснились вокруг колонн из розоватого мрамора, которые поддерживали балкон. Отдельные ветки дотягивались до галереи, образуя прелестную тенистую беседку. В ней-то сейчас и стояла Уинетт. Дворик был замощен нежно-желтыми плитами, в центре бил фонтан, наполняя прозрачной водой базальтовую чашу. Тут и там темнели каменные скамейки. Портики у трех стен, которые были доступны ее взгляду, были так густо увиты зеленью, что казалось, будто они не из камня, а из живых растений. Уинетт замерла. Эта мирная красота почему-то вселяла в нее тревогу. Молодая женщина подняла взгляд. Ряды балконов, точно ступени, поднимались туда, где ослепительно синел квадрат чистого неба. Сквозь лозы, густо увившие галерею, она разглядела двери, по три справа и слева. И тут, как ей показалось, она поняла, что вызывает у нее смятение. Торопливо толкнув дверь, она вернулась в помещение, которое только что покинула. Ничего не изменилось. Солнце все так же струилось из высоких окон, и прорезаны они были в стене слева от двери.

Это невозможно. Она снова выглянула на галерею и убедилась, что справа и слева действительно есть двери. Значит, за ними должны располагаться другие помещения. Уинетт шагнула к одной и повернула ручку. Дверь распахнулась настежь.

Палата, представшая ее взорам, была тех же размеров. Пол покрывали изразцы, как это принято у кешитов, с причудливым геометрическим орнаментом. Тут и там висели ковры, а потолок заменял купол из разноцветного стекла, и пятна яркого света, сливаясь друг с другом, окрашивали пол и стены. Но ни одного окна в комнате не было. Уинетт нерешительно коснулась стены, за которой должна была располагаться туалетная комната. Под ее руками был сплошной камень.

И ни души вокруг.

Уинетт вернулась на галерею, миновала вход в туалетную комнату и вошла в следующую дверь. Вид этого помещения оказался еще более поразительным. Ее брови невольно поднялись, на лбу собрались морщинки.

Эта комната напоминала ее собственную, но явно предназначалась для мужчины. Пол был дощатым, красноватое твердое дерево натерто до зеркала. Перед очагом также стояли два кресла, подлокотники и спинки украшали резные конские головы. Слева у стены помещался шкаф, а справа и слева от него — окна с рамами из темного дерева. Из окон виднелась лужайка.

Уинетт в растерянности покинула комнату. Стоя на галерее и опираясь о перила, она смотрела наверх и снова убеждалась, что глаза ее не обманывают. Здание поднималось еще на несколько этажей, и никакого стеклянного купола не было.

— Осторожней, Уинетт. Я бы не хотел, чтобы ты упала.

Уинетт вздрогнула и отшатнулась от перил, с губ сорвался возглас изумления. Первой мыслью было затаиться в тени на галерее.

— Эй, прости! Я не хотел тебя напугать.

Мягкий баритон, казалось, переливался множеством оттенков. Уверенный, извиняющийся, успокаивающий, повелительный — но ни малейшего намека на угрозу. Немного осмелев, Уинетт снова приблизилась к перилам и посмотрела вниз.

У фонтана стоял мужчина и, чуть запрокинув голову, глядел на нее. Высокий, статный, он чем-то напоминал Кедрина. Длинные темно-русые волосы искрились на солнце, тонкая льняная рубашка плотно обтягивала широкие плечи и мускулистую грудь. Узкие штаны из мягкой бурой кожи заправлены в высокие сапоги… У Кедрина была такая же манера одеваться. Уинетт могла хорошо рассмотреть лицо незнакомца. Широко расставленные карие глаза, твердо очерченный нос, крупный подбородок… Он широко улыбался, обнажая ровные белые зубы. Весь его вид излучал уверенность. В уголках глаз затаились смешливые искорки, готовые в любой момент разгореться ярким пламенем.

— Спускайся, — крикнул он. — Здесь есть вино и сласти, а ты наверняка проголодалась.

До сих пор мысли о еде не приходили ей в голову. Но незнакомец указывал на сервированный столик в тени беседки, накрытый белоснежной скатертью, и Уинетт почувствовала, что действительно голодна.

— Прошу тебя, — снова произнес он, — спускайся! Присядь и выпей со мной!

Уинетт растерянно кивнула. Она совершенно не представляла, что делать. Наконец, пройдя по галерее, она обнаружила винтовую лестницу. Лестница выглядела слишком хрупкой. Казалось, ступени держатся лишь на стеблях плетистых роз. Но, вопреки ожиданиям Уинетт, она лишь качнулась под ее весом. И все же, когда ее ноги коснулись нагретых ласковым солнцем каменных плит, она не смогла сдержать вздох облегчения.

Незнакомец терпеливо ждал, пока она спустится. Когда Уинетт приблизилась, он отвесил глубокий поклон, и его грубоватое, но привлекательное лицо снова расплылось в улыбке. Он предложил ей руку и торжественно повел к беседке.

Около столика стояло два стула. Незнакомец учтиво отодвинул один и подождал, пока она сядет, и лишь затем присел напротив.

— Ты выбрала великолепный наряд, — проговорил он, поднимая хрустальный кувшин невероятной красоты и наполняя кубки светлым вином. — Я восхищен твоим вкусом… Впрочем, ты прекрасна в любом наряде.

И протянул ей кубок. Словно не слыша его слов, Уинетт разглядывала незнакомца. Пятна света и тени играли на его лице, делая его выражение непонятным.

— Кто ты? — спросила она наконец. — И куда я попала?

Пару мгновений ее кавалер молчал, и лишь лукавые искорки плясали в его карих глазах. Затем он опустил кубок на стол и рассмеялся. Смех был мелодичным и переливался всеми оттенками, под стать голосу.

— Меня незачем бояться. Я не желаю тебе зла.

— Кто ты? — повторила Уинетт.

— Твой спаситель, — просто произнес он. И, пригубив вино, удовлетворенно вздохнул: — Оно великолепно. Попробуй чуть-чуть.

Уинетт отрицательно покачала головой. Незнакомец пожал плечами.

— Тогда хотя бы поешь. Или после всех испытаний у тебя пропал аппетит?

Несомненно, она была голодна. Но пустота в желудке почему-то не вызывала желания принимать пищу. И при этом яства, расставленные перед ней, источали манящие ароматы…

— Кто ты? — повторила она в третий раз, вся насторожившись.

— Неужели имена так важны? — улыбнулся он. Так отвечают на пошлые вопросы, которые не стоят внимания. — Ты же не станешь спорить, что их дают скорее ради удобства, нежели ради обозначения сути?

— Разве обозначить суть — не значит ее понять? — парировала Уинетт. — Я спрашиваю тебя снова: кто ты?

— Тот, кто желает тебе только блага, — ответил он. — Но если тебе от этого станет легче, можешь звать меня Эйрик.

В его глазах снова заплясали веселые искорки. Казалось, только позволь — и пламя веселья вспыхнет в них и перекинется на нее. Уинетт покачала головой, словно в знак отказа.

— И где я… Эйрик?

— В безопасном месте, — многозначительно произнес молодой человек. Приглядев на блюде кусочек позаманчивей, он выудил его и отправил себе в рот.