Саломея. Танец для царя Ирода - Валерия Карих

Махэрузская крепость собрала под своей крышей обильный урожай. Ее узники давно потеряли счет времени. Они не видели света и солнца, и для них уже не имело значения, день сейчас или ночь. Умрут они сегодня или же наступающий день не последний и мучительная жизнь в неволе продлится какое-то время? Кто ответит?..

Постепенно день вступил в свои права. Изнурительная жара опустилась на иорданскую землю. Белое солнце докрасна раскалило молчаливые крепостные камни, ослепляя привыкшие к темноте глаза двух узников, пытавшихся сквозь толстые прутья решеток разглядеть кусочек неба. Глубокие ямы, в которых томились Закария и Иоанн, были на расстоянии всего нескольких саженей друг от друга.

Иоанн ослабел без воздуха и пищи и почти не вставал – берег последние силы. По приказу смотрителя стражники давали ему воду раз в день, опуская ее на веревке в глиняном сосуде. Затекшие ноги узника подкашивались, когда он с трудом распрямлялся и припадал к нагретой на солнце воде. Иоанн давно скитался по пустыне и привык обходиться малым. Но он знал, что долгое сидение в яме без воды – это медленная и мучительная смерть.

Иоанн уже не надеялся на избавление. Смерть приближалась к нему, и он явственно слышал ее дыхание. Узник часто впадал в забытье и грезил пустыней. Там рядом с ним всегда были Господь, свобода и ветер. Пусть жаркий и сухой, но это был вольный ветер… Здесь ему не хватало воздуха и света. А самое главное – свободы. Когда ему становилось особенно тяжело и жгучее отчаяние овладевало его душой, он задавал себе вопрос: «Почему претерпеваю я такие ужасные мучения?» И сам отвечал на него.

«Что воздам тебе Господеви о всех, яже воздаде ми?[21] Приду я к Тебе на Суд Божий пустым. Не успел я принести Тебе все свои воздаяния. А те, что принес, пусты и ничтожны в сравнении с принятыми от Тебя. Не имею я ничего своего, потому что это Ты даровал мне жизнь. Ты ввел меня в этот мир и поддерживал меня в нем. Ты наделил меня разумом и человеческим обликом, так что стал я превосходить все прочие существа на земле. Ты вверил мне природу и вручил власть над нею. От Тебя я жду солнечного света и дождя, ветра и тишины… Что я могу принести Тебе в жертву за это? Нет у меня ничего, кроме жизни моей… Ее и отдам Тебе. Все вокруг нас на земле – Божие: и сам мир, и все, что в нем. И отдаю я тебе не свое, а Божие… Твоя от Твоих Тебе приносяще…» – исступленно шептали потрескавшиеся губы, и слезы струились по его лицу.

– Эй, бродяга! Есть хочешь? – издевательски ухмыльнулся одноглазый Чама. Его лицо возникло на фоне неба. Он стал дразнить Иоанна, медленно опуская в яму копье, на котором болтался кусок поджаренного ягненка. В тени раскинувшейся за забором смоковницы сидели на корточках два полуголых раба. Они спрятались от жары и теперь переглядывались между собой и смеялись в ожидании развлечения.

Гладко обритый череп эфиопа блестел на солнце. Когда он нагибался, мощные мускулы на его спине перекатывались под потной толстой кожей. У Чамы было атлетическое телосложение и обезображенное от удара меча лицо: выпяченные толстые губы, расплющенный, будто срезанный нос и один-единственный сверкающий ненавистью глаз. На месте второго глаза зияла дыра.

Эфиоп попал в плен еще мальчиком, был рабом, потом был выкуплен на невольничьем рынке смотрителем Ракой и стал стражником. Пройдя суровую школу жизни, молодой эфиоп превратился в жестокого и мстительного человека, душа которого была чернее ночи. Он пользовался явной благосклонностью престарелого смотрителя и нашел в своей скучной жизни единственное развлечение – причинять невыносимые мучения несчастным узникам. Ему доставляло почти садистское наслаждение сознавать, что в его власти дать или не дать томящемуся узнику еду и воду или лишить его жизни, заставив сражаться со львом или леопардом. Смотритель Махэруза был хорошо осведомлен о подобных забавах Чамы, но не мешал ему.

Вот и сейчас единственный выпуклый глаз Чамы пылал злорадством. Наколотое на копье мясо источало удивительный аромат, способный свести с ума любого, но только не того, которому оно предназначалось.

– Не хочешь есть? – удивленно переспросил Чама. – Ну тогда я сам съем этого румяного и аппетитного ягненка. А ты, жалкий бродяга, смотри! Смотри и исходи желчью от зависти. Впрочем, я знаю, что в пустыне ты питался только акридами, дикарь.

С этими словами Чама сорвал с копья ягнятину, демонстративно отправил ее в рот и с наслаждением принялся жевать. Мясной сок струйкой бежал по его подбородку. Эфиоп смачно облизнулся, вытер губы ладонью и издевательски захохотал, глядя вниз.

Из-под длинных нечесаных волос на него сверкали гневом пронзительные черные глаза Иоанна.

– Смотри и завидуй! А-а, ты слишком горд… За это я тебя накажу. Не дам тебе воды! – ехидно сказал эфиоп и вопросительно посмотрел, как узник отреагирует на его слова.

– Сын тьмы, что ты знаешь о жажде? Погоди, приблизится твой час расплаты. Если не покаешься, не будет тебе прощения от Господа нашего! – проговорил Иоанн и с отвращением сплюнул.

– Ты угрожаешь мне? Ах ты, вонючий шакал! – взревел Чама. Разозлившись, он нагнулся и, вытянув копье, попытался проткнуть Иоанна. Самому спускаться в яму Чаме не хотелось, копье было слишком коротким, чтобы достать им до сидящего узника, – и Чама разразился бешеным потоком ругательств. Сидящие на корточках рабы в испуге переглянулись.

– Твое счастье, что наш господин приказал тебя пока не трогать! Но это ненадолго. Скажу по секрету, тебя ждут страшные пытки. Скоро я полюбуюсь, как ты будешь корчиться на дыбе над огнем. – Единственный глаз эфиопа сверкнул торжеством. Он встал и приказал рабам плотно закрыть яму, а сверху набросить циновку, чтобы ни один солнечный луч не проник внутрь. Размяв ноги, эфиоп перешел к яме, в которой сидел Закария.

– Эй, Закария! Не хочешь отведать хорошего вина, к которому привык? По вкусу оно может поспорить с нектаром богов. А может, желаешь отведать жареного ягненка? Он такой свежий, нежный и сладкий, как молоко и травка, на которой он пасся. А может, ты хочешь простой воды? – Чама громко захохотал.

Закария поднял голову и презрительно посмотрел на эфиопа, голова которого нависла над ямой, загораживая солнечный свет.

– Что ж ты смеешься, дурак? Принеси воду, чтобы я мог напиться! – потребовал Закария. Эфиоп замер от неожиданности. Просьба узника была смелой и наглой. Но Чаме было скучно, и он решил развлечься.

– Я дам тебе воды и еды сколько пожелаешь, если ты сразишься со мной на мечах и выдержишь бой, – предложил Чама. Его глаз загорелся в предвкушении жестокой схватки.

Хотя Закария ослабел от голода и долгого сидения в яме, он чувствовал в себе достаточно сил, чтобы наказать жестокого эфиопа и нанести ему смертельный удар.

Подбежал раб и по приказу Чамы быстро спустил вниз веревочную лестницу. Закария поднялся и тотчас зажмурил глаза, ослепленный ярким светом. Какое-то время бесстрашный воин сидел на каменной плите, не в силах держаться на ногах. Горячее дыхание ветра из пустыни обвевало его измученное тело. Наконец воин встал и расправил могучие плечи.