Саломея. Танец для царя Ирода - Валерия Карих

Заметив безразличие мужа, Иродиада задрожала.

– Как ты мог забыть о нашей любви, которая долгие годы согревала тебя теплом и дарила столько счастья? Что же ты молчишь? Как ты мог отречься от меня? Неужели ты не видишь, насколько сильна моя любовь? Ради тебя я готова на все! – Голос ее был глубоким и мягким, нежно вибрировал на низких нотах, звал и умолял.

Ирод хмуро молчал, вперив глаза в пол. Решив, что муж колеблется, Иродиада бросилась к нему и, встав перед ним, протянула к нему руки:

– Прошу тебя, сжалься надо мной! Не прогоняй и не отталкивай меня. Я буду твоей верной служанкой и рабыней. Только позволь мне по-прежнему наслаждаться нашей любовью. Успокой меня, как прежде, как это умеешь делать только ты. Любовь ведь не угасла, правда? Скажи, как может угаснуть пламя настоящей любви?!

– Что такое любовь? – пожал плечами Ирод. – Я не знаю, что вкладываешь ты в это понятие. Такого чувства не существует.

– Нет! Она есть. Вспомни, как ты любил меня!

– Я все забыл…

– Как ты мог? Это ложь! Молю, не отталкивай меня. Если ты отвергнешь меня, я готова на все. Я пойду на самое страшное… даже на преступление. – Увидев, что убеждения на него не действуют, она отбросила прочь всякий стыд.

Опустившись перед мужем на ковер, Иродиада припала лицом к его коленям. Подняв голову, она посмотрела на него заплаканными умоляющими глазами. Видя, что он не сопротивляется и продолжает сидеть в угрюмой задумчивости, она пересела на его колени и принялась ласкать его, прижимая голову мужа к своей вздымающейся груди.

Тихо и взволнованно шептала Иродиада на ухо Ироду Антипе слова любви, медленно и ласково целовала его виски, лоб, глаза, чувствуя, как руки мужа сначала решительно пытаются разжать ее цепкие объятия, а потом все слабеют и слабеют…

От поцелуев, которыми награждала его жена, по телу Ирода пробежала дрожь. В памяти еще оставались свежи воспоминания об их прежних ночах, наполненных страстью. Ирод почувствовал, что безумно устал. Обреченно вздохнув, он прижал жену к себе.

Утром следующего дня во дворец прискакал лимитан[20] во главе с начальником римлянином Марком Гуидо, который доложил тетрарху, что прошедшей ночью в Капернауме сильно подвыпившие солдаты после шумной оргии в казарме ворвались в иудейский храм и сожгли свитки Торы.

Гуидо имел на руках строгое поручение наместника Иудеи в случае мятежа охранять Ирода и обеспечить соблюдение порядка в центральных городах до прибытия армии.

Пока Гуидо докладывал тетрарху о случившемся, в его выразительных черных глазах застыла злорадная насмешка, показавшаяся Ироду довольно странной в свете происшедших событий.

– Как ведет себя народ? – нахмурился Ирод.

– Особенно возмущаются иудеи. После разгрома храма они успели напасть одновременно на два наших таможенных поста и убили пятерых стражников. Мне доложили, что предводители зелотов призывали народ вооружаться и идти вместе с ними в наступление на римский гарнизон в Иерусалиме. Их священнослужители в синагогах призывают народ к объединению и восстанию. На границах Капернаума начались брожения. В бедных кварталах, на улицах и в переулках собираются молодые иудеи, что-то обсуждают, но, едва завидев отряд городской стражи, стремительно разбегаются в разные стороны.

«Это зелоты!» – подумал Ирод. Он с мрачным и свирепым выражением лица повернулся к Сигону и спросил:

– Это мятеж?

– Да, мой господин! Я сейчас же разошлю по городам своих ищеек. Через несколько часов мы все будем знать, – уверенно произнес Сигон, и так будучи в курсе того, что происходит. Именно он, преследуя свою корыстную цель сместить Ирода, путем подкупа и шантажа уговорил трех римских легионеров, отличающихся особенной ненавистью и презрением к иудеям, ворваться в их храм и устроить демонстративный поджог и погром.

– Какие будут распоряжения, тетрарх? – сурово спросил Марк Гуидо.

Ирод развернулся к Сигону и приказал:

– Разбей всех воинов в казармах на несколько отрядов и направь их на ключевые посты на подступах к городской крепости. Достань со складов оружие и раздай командирам. Также укрепи людьми и оружием входные крепостные ворота и мой дворец.

– Ты предпринимаешь правильные действия, – одобрил начальник лимитана. – Для подкрепления я пришлю в Тивериаду сорок легионеров из своего подразделения. В случае мятежа они смогут сдержать бунтовщиков до подхода нашей армии.

Он помолчал, обдумывая сложившееся положение. Оно было довольно серьезным и внушало опасения, поскольку отряд Марка Гуидо был не слишком многочислен. До прибытия подкрепления из Сирии пройдет немало времени, что на руку бунтовщикам.

– И да поможет нам Господь, – выступил вперед Сигон и напыщенно добавил: – Еще я предлагаю не останавливаться на предупредительных мерах. Мы должны сразу перейти к карательным операциям в местах скопления основных сил мятежников. Таким образом мы упредим их возможное выступление.

Предлагая подобное в присутствии начальника римского лимитана, Сигон преследовал сразу несколько целей. Во-первых, он выставлял себя в выгодном свете перед Марком Гуидо, который обязательно доложит о нем наместнику. Во-вторых, совершая явное предательство по отношению к зелотам и в деталях зная план восстания, он выводил себя из-под удара. В случае поражения заговорщиков у него появлялась возможность первым убить всех их руководителей, чтобы те не успели выдать его. Единственное, чего Сигон не знал, – это где находятся склады с оружием, доставленным зелотами из Рима.

Пока исполнялись все распоряжения, наступил вечер. Все это время Ирод находился во дворце, не выходя из своих покоев и не допуская к себе никого, кроме Сигона.

Воины, до этого подчинявшиеся Закарии, уже были расставлены вокруг города и дворца. Выслушав глубокой ночью доклад Сигона о том, что они приведены в боевую готовность, а к Капернауму и Сепфорису на подмогу из Сирии выдвинулись римские отряды, Ирод несколько успокоился и пошел спать.

Тем временем в Сепфорисе, на окраине иудейского квартала, имевшего среди местных жителей разбойничью славу, собрались в таверне предводители зелотов, чтобы обсудить начавшееся восстание. Тувия и Элеазар, а также еще несколько отважных юношей, стремящихся пролить свою и чужую кровь ради свободы иудеев, были взволнованы и настроены решительно.

В свете пылающего в очаге огня лица молодых секариев казались нахмуренными и исполненными мрачной отваги. Их сердца бились гулко и встревоженно. Они уже знали, что на помощь солдатам тетрарха из Иерусалима направляются многочисленные отряды римских легионеров.