Снег в Венеции - Николас Ремин

– А со мной что будет?

– О чем вы, ваша светлость?

– Вы меня уведете отсюда? – Елизавета бросила на него кокетливый взгляд.

Он польщенно улыбнулся.

– Я лично представлен вашей светлости. И для ареста нет ровным счетом никаких оснований.

– Значит, я могу идти?

Ковач поклонился ей.

– Само собой разумеется!

Через полчаса Елизавета, стоя под аркадами Новых Прокураций, подписала постоянный пропуск. Эннемозер для этого предоставил ей свою спину – в качестве стола Вастль замерла рядом с чернильницей в руках. Когда Елизавета вошла во дворец и предъявила пропуск, дежурный офицер небрежно взглянул на него и вновь углубился в книгу, от чтения которой его отвлекла вошедшая дама.

Над северной Адриатикой установилась ясная погода. 18 февраля 1862 года небо над «Эрцгерцогом Зигмундом» было звездным и безоблачным.

Около полуночи Путц в отличном расположении духа стоял перед буфетной стойкой и резал, высушенную на воздухе провесную ветчину на тончайшие ломти. Трон видел, как в свете подвешенной к потолку керосиновой лампы поблескивает лезвие его длинного кухонного ножа.

Ломти у Путца выходили такими тонкими, что сквозь них, как говорится, можно было читать газету. Это свидетельствовало не только о его мастерстве, но и о невероятной остроте ножа «Как тот, каким зарезали Моосбрутгера», – подумал Трон.

В салоне «Эрцгерцога Зигмунда» собралось довольно много пассажиров, которым перед отходом ко сну хотелось пропустить рюмочку-другую или слегка перекусить. Трон сидел с Хаслингером за одним из круглых двухместных столов и размышлял о том, почему все качается у него перед глазами – потому, что пароход уже вышел из залива, или потому, что они пьют третью бутылку шампанского?

Когда Трон в последний раз был на «Эрцгерцоге Зигмунде», салон напоминал поле битвы: повсюду осколки стекла, посуды и перевернутая мебель. А сейчас Трон просто диву давался – до чего быстро здесь все привели в полнейший порядок. Салон выглядел просто превосходно. Мебель расставили новую, элегантную, красного дерева; она сияла лаком и отражала огоньки свечей. Коричневое покрывало на круглой софе в центре салона заменили темно-сиреневым бархатом, а бесцветные светильники – подкрашенными лампочками. Они отбрасывали пестрые смешные тени на белые мундиры офицеров.

Трон механически наполнил свой бокал, размышляя: не выпить ли с Хаслингером на брудершафт? Как, между прочим, его зовут? Игнац? Вацлав? Триглав? И надо ли будет при этом подхватывать друг друга под руки и пить до дна? За соседним столом кутила группа императорских егерей. Через час здесь никому ни до кого дела не будет…

Хаслингер вывел Трона из состояния бесплодных размышлений, спросив:

– Вы действительно считаете, что Моосбруггер вел записи обо всех своих клиентах?

– Я не стал бы это исключать. Моосбруггер – человек педантичный, – сказал Трон.

– Удалось вам тем временем уточнить этот адрес в Триесте?

– Нет. Я знаю только фамилию женщины, с которой жил Моосбруггер.

– Шмитц. Улица Браманте, четыре, – улыбнулся Хаслингер. Он гордился своей блестящей памятью. – Держу пари, что в списке Моосбрутгера есть и Грильпарцер.

– Сказал что-нибудь Шпаур о Грильпарцере после моего ухода? – поинтересовался Трон.

Хаслингер покачал головой.

– Нет. По-моему, он опасается вмешиваться в эту историю.

– Значит, он считает, что молодую женщину убил Грильпарцер, но предпринимать ничего не собирается?

Хаслингер кивнул.

– Да. У меня сложилось такое впечатление.

– Но список заполучить он все-таки хочет.

– Конечно. Но не пошевелив для этого и пальцем За то, что вы предпримете в Триесте, он ответственность с себя снял.

– Зачем Шпауру список?

Хаслингер достал охлажденное шампанское из серебряного бочонка, наполнил бокалы.

– Шпауру не терпится узнать, нет ли в списке среди клиентов Моосбруггера и фамилии Тоггенбурга. Он хочет удостовериться, что этот ревнитель морали, который всегда смотрел на него свысока, ничуть не лучше его самого.

Трон понял намек Хаслингера. Ни для кого не составляло секрета, что у полицай-президента есть любовница – дочь трактирщика из Кастелло.

– Только и всего?

– Не думаю, что список понадобился Шпауру для того, чтобы расследовать дело на пароходе со всей возможной дотошностью.

– Как он поступит, если в списке обнаружится фамилия Грильпарцера?

Хаслингер бросил на Трона лукавый взгляд.

– Я-то полагал, что вы считаете Грильпарцера ни в чем не замешанным, комиссарио.

Трон так же, не без хитринки, ответил:

– Мне не впервой будет ошибиться. – Он пригубил шампанское. – Для нас должно быть ясно одно: если список Моосбруггера существует, в нем есть и имя убийцы этой молодой женщины.

Хаслингеру почудилось, будто на него из зарослей в джунглях выпрыгнул дикий зверь. Хотя на самом деле Томмасео неторопливо вышел из-за кадок с высокими, в человеческий рост пальмами, расставленными между столами в салоне. Увидев Трона с Хаслингером, он сразу подошел к ним. Томмасео был в шерстяной рясе антрацитового цвета, подпоясанной, как это принято у монахов, крученым шнуром. На груди у него висел на цепочке скромный деревянный крестик. Взгляд серых глаз падре Томмасео пренебрежительно скользнул по бутылкам шампанского. Трон подумал, что он похож на актера в роли монаха.

– Приветствую господина обер-лейтенанта, – сказал Томмасео по-немецки.

Трона удивило, что Томмасео, оказывается, прежде был знаком с Хаслингером.

Обращаясь к Трону, Томмасео воскликнул, тоже почему-то по-немецки:

– Эта история с Моосбруггером – просто ужас! Дело ведете вы?

– Персонал «Ллойда», – объяснил Трон, – приравнивается к армейским вольнонаемным. Поэтому дело не в нашей компетенции. А как вы узнали, что Моосбруггера убили?

– Мне сказал падре Игнацио из церкви Сан-Стефано. Вы кого-нибудь подозреваете?

– Пока нет.

Томмасео задумчиво покачал головой…

– Помните наш разговор в ризнице? – Он холодно, едва заметно улыбнулся, причем глаза его оставались серьезными.

– Да, несомненно.

– Мы беседовали о грехах и о том, что никому не уйти от карающего меча Господнего. – Томмасео помрачнел при этих словах. – Что же, Божий суд оказался более скорым, нежели мы предполагали.

– Вы считаете, что убийца Моосбруггера был… – Трон замялся. – …всего орудием Господа?

– Да, он исполнил Господню волю, – подтвердил Томмасео.