Жук - Ричард Марш

Пол и снова надолго замолчал. Когда он заговорил снова, голос его звучал так, что мне сразу стало ясно – он полностью откровенен со мной. – Это зависит от того, согласитесь ли вы выйти за меня замуж.

Я замерла, словно окаменев. Слова Пола были для меня настолько неожиданными, что у меня перехватило дыхание. Голова у меня закружилась. Я не знала, как мне быть, что говорить. После долгой паузы он, глядя на меня, коротко поинтересовался:

– Ну, что скажете?

– Э-э… по поводу чего?

Я произнесла это с трудом – мне показалось, что я почти потеряла голос. Пол придвинулся чуть ближе ко мне.

– Вы станете моей женой?

Тут голос окончательно отказал мне. Меня бросило в дрожь, на глазах против воли выступили слезы. У меня мелькнула мысль о том, что я никогда бы не подумала, что могу вести себя так глупо. Как раз в этот момент из-за облаков вынырнула луна. От этого поверхность воды словно разом покрылась серебром.

– Вы ведь знаете, что я люблю вас, – произнес Пол так тихо, что я едва расслышала его слова.

И тут я поняла, что тоже люблю его. То, что я принимала за дружеские чувства, на самом деле было совсем иным. У меня с глаз словно сняли закрывавшую их повязку – и то, что я увидела, ошеломило меня. Я по-прежнему не могла произнести ни слова. Пол неверно истолковал мое молчание.

– Я вас обидел?

– Нет.

Вероятно, Пол услышал дрожь в моем голосе, и на этот раз все понял правильно. Я сделала такой вывод из того, что сначала он какое-то время стоял неподвижно, а потом его рука, скользнув по перилам моста, крепко сжала мою.

Так все и произошло. Конечно, было сказано много других слов, но они уже не имели принципиального значения, хотя мы и посвятили этому время. Про себя могу сказать совершенно точно – сердце мое было слишком переполнено эмоциями, так что мне было не до обильных словоизлияний. Я была ошеломлена обрушившимся на меня огромным счастьем. И, как мне кажется, то же самое можно было сказать и о Поле. Во всяком случае, когда мы расставались, он сказал мне именно это.

Со времени начала нашей прогулки до того момента, когда Пол собрался уходить, прошло, казалось, совсем немного времени. Обернувшись, он взглянул на Биг-Бен.

– Полночь! – воскликнул он. – Я опоздал в палату общин! Этого не может быть!

Но увы, так оно и было. Мы действительно провели на мосту два часа, хотя нам показалось, что не прошло и десяти минут. Я никогда не предполагала, что время может лететь так быстро. Пол тоже был поражен. Его мучила совесть из-за того, что он пренебрег своими обязанностями законодателя. Впрочем, со свойственной ему изобретательностью он нашел для себя оправдание.

– К счастью, это был тот редкий случай, когда мои дела в палате общин были не настолько важны, как мои дела за пределами ее стен.

Он сплел свои пальцы с моими. Мы с ним теперь стояли лицом к лицу.

– Вот как! Вы называете это «делами»! – воскликнула я с деланым возмущением.

Пол в ответ только рассмеялся.

Он не только усадил меня в кеб, но сел в него сам и проводил меня до дома. А в кебе он меня поцеловал. Похоже, я в тот вечер была несколько не в себе. Моя нервная система, судя по всему, действовала со сбоями. Потому что, когда Пол поцеловал меня, я сделала нечто такое, чего не делаю никогда – у меня есть собственный стандарт поведения, и такие вещи совершенно в него не вписываются. В общем, я заплакала, словно сентиментальная дурочка. Так что всю дорогу до дома моего отца Полу пришлось меня успокаивать.

Мне остается надеяться лишь на то, что он учтет необычность ситуации и простит мне это.

Глава 24. Женский взгляд

Сидней Атертон предложил мне стать его женой. Это не только вызвало у меня раздражение, но и, более того, показалось мне полным абсурдом.

Вот вам результат того, что по настоянию Пола мы не стали объявлять о нашей помолвке. Пол побаивается моего папы. Не в буквальном смысле слова, конечно, – это обусловлено моментом. Атмосфера в палате общин страшно наэлектризована. Отношения между представителями партий обострились до предела. Они каждую минуту готовы сцепиться друг с другом – и все это из-за законопроекта о внесении поправок в Сельскохозяйственный закон. Напряжение, в котором находится Пол, просто чудовищное. Я начинаю всерьез беспокоиться и переживать по этому поводу. Мелкие странности, которые я заметила в его поведении в последнее время, свидетельствуют о том, что он измотан до предела. У меня есть подозрение, что он не спит по ночам. Тот объем работы, который ему приходится выполнять, слишком велик для любого нормального человека, кто бы он ни был и какими бы способностями ни обладал. Пол и сам признает, что будет очень рад, когда парламентская сессия закончится. Я, разумеется, тоже.

При этом именно он предпочел, чтобы мы ничего никому не сообщали о нашей помолвке до окончания заседаний. В принципе это вполне разумно. Узнав, что мы с Полом решили пожениться, папа наверняка придет в бешенство – тем более что в последнее время одно лишь упоминание имени Пола вызывает у него вспышку ярости. Когда он обо всем узнает, то наверняка станет неуправляемым – мне это ясно как день. Исходя из небольших инцидентов, уже имевших место в последнее время, я прогнозирую самый плохой из возможных вариантов. Полагаю, отец вполне может устроить сцену в стенах палаты. И, как говорит Пол, есть доля правды в пословице, согласно которой последняя соломинка ломает спину верблюду. Так что будет лучше, если Пол займется разрешением конфликта с моим отцом, находящимся в состоянии неконтролируемого гнева, когда палата закончит свою работу.

Имеет смысл немного потерпеть. Пол, конечно, прав. А то, чего хочет он, хочу и я. Хотя, конечно, мне в сложившейся ситуации тоже приходится нелегко – притом что Пол, возможно, не вполне это понимает. Как и в палате общин, обстановка у меня дома предельно напряженная. Отец ведет себя как терьер, почуявший запах крысы, – он, в переносном, конечно, смысле, постоянно принюхивается. Пока он не запретил мне разговаривать с Полом – на это у него не хватило решимости. Однако он все время вставляет в любой разговор прозрачные и крайне неприятные намеки на некоторых моих знакомых, которых он именует «политическими авантюристами», «алчными проходимцами», «радикально настроенным сбродом» и прочими нелестными эпитетами. Иногда я пытаюсь ему возражать, но за этим всякий раз следует такая буря, что я снова становлюсь предельно сдержанной. Так что не будет преувеличением сказать, что большую часть времени я просто молчу.

Однако я льщу себя надеждой, что мое вынужденное молчание когда-нибудь закончится. Я вовсе не собираюсь допускать, чтобы кто-то мог подумать, будто я стыжусь выходить замуж за Пола – и мой отец прежде всего. Наоборот, я горжусь этим – как только может гордиться женщина. Иногда, когда мой избранник говорит или делает что-то особенно чудесное, я боюсь, что моя гордость вот-вот вырвется наружу и я совершу какую-нибудь глупость. В такие моменты мне очень трудно сдерживаться. Борьба характеров с моим отцом – это прекрасная возможность для меня испытать свою силу воли. Я знаю – что бы ни происходило, я должна быть более бережной к нему, чем он ко мне. В глубине души отец знает, что из нас двоих я более чувствительна и мягкосердечна. Наверное, после решающего столкновения это станет для него еще более очевидным, чем прежде. Я знаю своего отца! Недаром я столько лет была его дочерью. Я чувствую себя так, как, должно быть, чувствуют себя солдаты со взрывным темпераментом, которым хочется атаковать противника в открытом бою, но они вынуждены отсиживаться за линией укреплений, хотя по ним вовсю стреляют.

Одним из результатов всей этой ситуации является то, что мне сделал предложение Сидней – не кто-нибудь, а именно он! Это просто какой-то анекдот. Самое смешное, что он при этом был совершенно серьезен. Не могу точно вспомнить, сколько раз он рассказывал мне о страданиях,