Расслабься, крошка! - Георгий Ланской
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ашот курил, разглядывая Марину, словно букашку в микроскоп.
Она зло топнула ногой, угодив в лужу.
Брызги полетели во все стороны, а белые сапоги моментально покрылись грязными разводами.
— Ты долго намерен меня тут держать? — завопила она.
Охранник снова робко посмотрел на хозяина, и тот чуть заметно кивнул. Створки кованых ворот медленно распахнулись, впуская машину.
Сжалился, скажите пожалуйста!
Марина поежилась и бросилась к дверям.
В хмуром темном небе ползла грязная вата осенних туч, подсвеченная снизу фонарями. Они грозили не то первым снегом, не то дождем. Скорее, скорее туда — в тепло, если, конечно, дверь откроют с первого раза!
Дверь открыли.
Молчаливый прислужник с бандитской физиономией хмуро кивнул и отошел в сторону, не сделав даже попытки взять у нее куртку. Злая, как сатана, Марина влетела в гостиную.
Атмосфера там была вполне домашняя, сонная и до такой степени уютная, что Марине одновременно захотелось есть и спать. Телевизор, где показывали вечернее шоу, пел на разные голоса. С кухни доносился аромат жареного мяса. Ашот, несмотря на предостережения медиков, отказываться от кавказской кухни не собирался. А снизу, где была оборудована сауна с бассейном, тянуло приятным влажным воздухом, в котором сплетался банный дух и запах водорослей. Ашоту привозили морскую соль и какие-то полезные водоросли с Мертвого моря.
На лестнице послышались грузные шаги.
— Ты чего так поздно? — спросил Ашот.
— Поговорить хотела, — хмуро сказала Марина.
— Говори.
От расстройства, унижения, а еще — от запаха перченого мяса она совершенно растеряла свой словарный запас и только беспомощно пожала плечами.
Ашот усмехнулся:
— Кушать хочешь?
— Конечно.
— Ну пойдем, покушаешь, расскажешь, что случилось.
За ужином Марина поняла, что Ашот не слушает ее возмущенного рассказа. Он бесконечно вскакивал, подходил к окну, странно улыбался и облизывал верхнюю губу, что придавало ему сходство со змеей.
Взгляд у него был рассеянный и неживой.
Столько ехала — и все зря…
За окном послышался шум, потом заскрежетали петли ворот, и во двор въехала машина.
Ашот встал и снова подошел к окну. В свете уличных фонарей, желтых, как воск, его лицо стало похожим на гротескную маску Франкенштейна.
— Иди в сауну, — приказал Ашот. Не сказал, а именно приказал. — Погрейся. А я через полчасика подойду, попарю старые косточки.
— Но я…
— Иди, я сказал!
В металлическом голосе прорезался акцент. Марина сжала зубы и, прихватив со стола апельсин, пошла вниз.
Сидеть в парилке было скучно.
Прогрев каждую косточку, Марина села на бортик бассейна и немного побултыхала в воде ногой. Поверху бассейн был выложен голубой плиткой, внизу синей, что придавало ему глубины. На противоположной стороне бассейна, у джакузи, тоже сидела девушка, только мраморная — не то нимфа, не то дриада, — с венком из листьев на голове и отрешенно-спокойным лицом.
Интересно, кто это там приехал?
Затянув на груди сползающее полотенце, она крадучись поднялась по выложенным кафелем ступенькам и прислушалась.
— …Думаю, что через пару дней мы закончим. Вокруг всё спокойно?
Голос Ашота был приглушенным, со свистящим придыханием астматика.
— Да. Я несколько раз проверял. Да и кто ко мне сунется? Местные, что ли?
Второй голос показался Марине знакомым. Она осторожно выглянула и тут же нырнула обратно на лестницу.
Мужчину, разговаривавшего с Ашотом, она немного знала.
Звали его Вадим. Он жил в подмосковном Софрино, куда они как-то ездили в местный храм. Ашот, хоть в бога не верил, на храм периодически жертвовал, беседовал со священниками, обещая еще больше денег. Марина, сопровождавшая его в поездке, неумело крестилась, ставила свечки. Выйдя, она и правда почувствовала, как будто с плеч смахнули невидимую шелуху пыли и грязи…
После посещения храма весь великосветский лоск с Ашота слетел. Они поехали к его знакомому, живущему на отшибе, и там, в темной спальне большого мрачного дома, Ашот заставил Марину ласкать его. Лежа на полу, на настоящей медвежьей шкуре, Марина думала, что заниматься столь извращенным сексом сразу после посещения храма — верх кощунства. А еще — что она больше никогда не пойдет в церковь.
Для этого она чувствовала себя чересчур… грязной.
Когда они уезжали в Москву, хозяин дома проводил их до ворот и со снисходительной усмешкой посмотрел на Марину.
Она хотела бы ответить ему вызывающим взглядом или дерзким словом, но была настолько опустошена, что опустила голову и юркнула в машину.
Теперь он стоял здесь и разговаривал с Ашотом о чем-то таком, чего она не должна была слышать.
— Что потом? — спросил Вадим. — Валить?
— Конечно, — сказал Ашот таким удивленным голосом, словно Вадим предложил нечто не укладывающееся в общие рамки. — И сынка, и папашку.
— Все так серьезно?
— А ты думаешь, нам дадут спокойно жить?
— Не думаю, — хохотнул Вадим. — Публика серьезная. Ладно, так и сделаем. Только не затягивай. Ребята у меня надежные, но я все-таки очень рискую, держа сынка в своем доме.
— Да ладно тебе, — фыркнул Ашот. — Не впервой.
— Как в старые добрые времена…
Из телевизора донеслись аплодисменты и приветственные выкрики. Под звуки музыкальной заставки послышался четкий голос Егора Черского:
— Добрый вечер, друзья. В эфире шоу «Обнаженная правда» и я, его ведущий, Егор Черский…
— Складно чирикает клиент, — хмыкнул Вадим. — И никто не скажет, что он сейчас в моем подвале сидит.
— Так запись же…
Марина застыла.
Вот о чем она не должна была слышать.
Она неловко пошевелилась, полотенце развязалось и упало на пол. Вадим, начавший было что-то говорить, видимо, уловил легкое движение на лестнице и настороженно замолчал. Марина подхватила полотенце и медленно попятилась обратно к сауне, слыша приближающиеся шаги. И только у самых дверей увидела мокрые следы от ног. Метнувшись обратно, она торопливо затерла их полотенцем.
Успеть бы. Только бы успеть…
Она благодарила бога, что оставила дверь приоткрытой. Скользнув в нее, она затравленно огляделась по сторонам.
Обратно в парилку? А если войдут?
Оттуда не выбраться, да и заметят, что она только что вошла. Бросив полотенце на пол, Марина осторожно, чтобы не было слышно плеска, вошла в бассейн и поплыла на самую середину.