Реквием - Ульяна Соболева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Один взгляд на нее — и сердце сжималось от того водоворота эмоций, которые заставляли его то замедлять свой ритм, то опять забиться в безудержной скачке. Люблю… так по-разному… эта любовь то билась в истерике страсти… то затихала, погружаясь в ностальгическую грусть. Слышал ее голос и понимал, что одно его звучание способно утолить ту жажду, которая иссушала душу… день за днем… на протяжении долгих лет.
Эта чужая квартира заменила нам целый мир, из которого не хотелось выбираться, как из уютного кокона. Хотелось урвать еще хотя бы несколько дней или часов того счастья, которое захлестнула нас мощной волной. И мы заныривали все глубже глубже. Не задумываясь о том, что воздух в легких рано или поздно закончится, и тогда придется барахтаться, задыхаться, и, едва совладав со своим телом, выбираться на поверхность, которая встретит нас вихрем леденящего ветра…
Нехотя отпуская ее руку, я поймал себя на мысли, что улыбаюсь. Она наигранно надула губы и, не отрывая взгляда от моих глаз, сказала:
— Андрей, что ты сделал с порядочной женщиной, которой я себя до сих пор считала?
— И что же с ней стало?
— Она превратилась в нимфоманку, — Лена театрально закатила глаза и продолжила, — но знаешь, даже нимфоманкам нужно ходить в душ.
— Так уж и быть, разрешаю… в порядке исключения… по "старой дружбе", — с наслаждением наблюдая, как она прищурила глаза и слегка насупила брови, еле удержал смешок.
— Ах вот как. По старой дружбе, значит. Ну, Воронов, держись. Я вернусь и тогда мы поговорим по-другому…
— Угрозы от нимфоманки? Наверное, это единственное, чего ждешь больше, чем ее обещаний…
Мы шутили, поддевали друг друга, каждое слово было наполнено какой-то беззаботностью, неприкрытым желанием вложить в них скрытый подтекст, чтобы пробудить еще большую жажду друг у друга. Лена направилась в сторону ванной и тут внезапно зазвонил ее телефон. Я повернул голову в сторону прикроватной тумбочки и увидел на дисплее имя звонившего — Игорь, а над надписью — фото. Какое, бл**ь, знакомое лицо. Уловил перепуганный взгляд Лены, она застыла на месте, протянула руку к телефону и потом, в последний момент, одернула ее, передумав поднимать трубку. Она побледнела, сжимая пальцы в кулаки, пытаясь скрыть дрожь. Судорожно сглотнула и подняла на меня взгляд.
— И почему же ты не ответила, Лена? Некрасиво "друзей" забывать…
— Я потом с ним поговорю. Не хочу сейчас ничего и никому объяснять.
— Так значит ты еще и обязана ему что-либо объяснять? И давно он получил это право? Сразу после моего отъезда или пришлось попотеть?
— После твоего отъезда никто и никогда не имел никаких прав, Андрей. Игорь мой друг и он помогал мне. Ничего больше между нами не было.
— Лена, я не стал задавать тебе вопросов, на которые не хочу слышать ответы. Ни один нормальный мужик не будет таскаться за женщиной тринадцать лет просто для того, чтобы дружить. Не надо считать меня идиотом.
— А я и не пытаюсь убеждать тебя, что ушла в монастырь, но конкретно с этим мужчиной у меня ничего не было и нет. Именно потому, что прошло тринадцать лет, ты мог бы поверить мне, что если бы что-то и было, то я сейчас была бы не с тобой, а с ним.
— Избавь меня от подробностей своей не монашеской жизни, Лена. Это последнее, что я хотел бы о тебе знать.
Она подошла ко мне и обхватила мое лицо ладонями:
— Прошло много лет, Андрей. Очень много. В моей жизни были другие, но ни один из них никогда не смог бы заменить мне тебя. И мне нет смысла врать тебе. Зачем? Ты же сам все видишь. Я потеряла столько лет не с тобой. К черту прошлое. Чего ты хочешь сейчас? Зачем ты здесь? Ради Карины?
Ее голос дрожал, в глазах — обида, которой она не позволила сейчас выплеснуться наружу. Сдержалась, в отличие от меня. Поняла, что мы ступили на слишком скользкую дорожку, где любой неосторожный шаг может привести к тому, что мы оба, потеряв равновесие, полетим в пропасть на огромной скорости, и неизвестно, на что наткнемся на дне. Но эта рана была слишком болезненной, казалось, ее вскрыли и разбередили за доли секунды, расковыряли и посыпали ядом. И из-за этой острой и пронизывающей боли я не слышал ее слов, вернее, я их слышал, но принять истинный смысл не мог, не хотел, закрываясь от обидчика стеной отчуждения. Она заговорила о Карине и я понял, что сейчас — это единственное, что может уберечь нас от дальнейшего выяснения отношений.
— Да, ты права, потеряно слишком много времени. И думаю, не стоит больше откладывать. Я хочу наконец-то познакомиться с дочерью. Собирайся, Лена, поедем прямо сейчас…
* * *
Мы ехали в машине молча, и я изредка смотрела на Андрея, когда он отворачивался к окну. Напряжение вернулось… и вместе с ним страх. Тот самый липкий и противный страх, что все превратится в иллюзию. Адреналин и пережитый шок часто толкают людей в объятия друг друга. Это настолько естественно. Меня швырнуло к нему с такой яростной силой, что казалось, за эти дни он впился мне в кожу сильнее, чем за все то время, что мы провели до расставания. В юности любишь неосознанно, впускаешь кого-то в свою жизнь, сердце и постель, не задумываясь о последствиях, а приближаясь к третьем десятку, уже сознательно кидаешься в омут с головой при всем понимании, что вряд ли выплывешь и, реально рассчитав силы, несешься навстречу девятому валу. Как последнее движение в жизни, когда прекрасно понимаешь, что еще одного такого раза не будет и впереди нет десятков лет на исправление ошибок, на новые встречи.
Меня понесло к нему с такой силой, словно я сорвалась с цепи. Я не узнавала себя, мне казалось, что я сошла с ума и превратилась в озабоченного подростка с той лишь разницей, что теперь знала, куда меня заведет собственное безумие, и с необратимым пониманием, насколько быстро все может закончится и как больно будет потом.
Я уже чувствовала отголоски этой боли, когда он сидел вот так — вроде и рядом, и в то же время уже опять далеко.
Недоверие, которое потонуло в нашей голодной дикости, никуда не делось — оно вырвалось наружу с первыми сомнениями и вопросами, на которые не нужны ответы, они бессмысленны спустя столько лет.
И каждый понимал, что не имеет никаких прав чего-то ждать или требовать оправданий. Я снова посмотрела на Андрея и почувствовала, как болезненно сжалось сердце. Иногда человек может отдалится всего лишь за мгновение. Одно слово — и расстояние в миллиметры вдруг становится пропастью, длиной и глубиной в тысячи километров. Я судорожно сглотнула и медленно выдохнула, потом накрыла его руку своей, переплетая наши пальцы. Он обернулся и посмотрел на меня.
Километры стали сокращаться со скоростью света, особенно когда Андрей в ответ погладил мою ладонь большим пальцем. Я больше не хотела его терять, не хотела никакой недосказанности, тупой гордости и женской стервозности. Я хотела быть с ним, и я хотела, чтоб он знал об этом. Поднесла его руку к лицу и прижала к щеке, прижалась губами к ладони, и он резко привлек меня к себе.