Тольтекское искусство жизни и смерти - Барбара Эмрис

– Посмотри, сынок, как ты радовался – такой мужественный, уверенный! Невеста вся так и светится, и сколько чувства в твоих глазах!

– Я очень старался, как и она, – сказал он, наблюдая за сценой. – Была страсть, а какой чудесный был секс…

– Мигель!

– Но нужно ли было так сильно стараться? У нас с ней почти никогда ни в чем не было согласия. Выяснилось, что ей неловко со мной. Она неохотно знакомила меня со своими друзьями. В таких случаях я чувствовал себя кальмаром, затесавшимся в компанию диковинных рыбок.

Сарита не удержалась от смеха:

– А кальмар-то был выдающийся, таких редко встретишь!

– Мы оказались не парой, – продолжал он, показывая на молодоженов. – Долго это продолжаться не могло, но можно поспорить, что ты и Дхара не сильно горевали, когда наш союз распался.

– А ты ждал, что будет по-другому?

Задумавшись над ее вопросом, Мигель чуть нахмурился.

– Madre, вам обеим хотелось руководить видением Мигеля, но у вас это не получалось, – сказал он. – Проживать его должен был я сам.

Сарита смотрела на него и думала, какое же средство передвижения нужно ему, чтобы снова двигаться в человеческом видении. Тело его под угрозой, но им по-прежнему управляет великий нагуаль. Он прожил замечательную жизнь, которая стала образцом любви, а тело его было ее инструментом. Он вернется и сможет дать людям еще больше. Она позаботится об этом.

– Сколько вы потом прожили вместе?

– Три месяца. И все это время то ругались, то миловались.

– А что было потом? Что я увижу дальше?

Сын повернулся к ней, посмотрел ей прямо в глаза и спросил:

– Ты готова?

Этот вопрос он всегда задавал ученикам, которым не терпелось увидеть то, к чему они ни в малейшей степени не были подготовлены. На самом деле, он всегда спрашивал их трижды. Более умные, поняв, отставали от него и больше не требовали показать, как действует сила. Тех, кто настаивал, он предупреждал, но кратко, без уговоров. «Ты готов?» – спрашивал он в третий раз, и реальность преображалась, прежде чем они успевали ответить. Возникали видения, мышление останавливалось, и истина с грохотом обрушивалась на них, подкашивая, как удар в живот.

Сарита не получила никакого предупреждения.

– Ты готова? – тихо вплел он свои слова в гам сосновых соек и жужжание крыльев колибри.

В следующее мгновение она уже стояла в незнакомой комнате.

* * *

Это была женская спальня. Должно быть, стояла ночь, потому что лампа у изголовья кровати была включена, абрикосового цвета шторы и покрывала пылали золотом. На кровати у себя дома в Сан-Диего сидела Дхара. Сарита была в этом небольшом доме довольно давно, но вспомнила, что именно сюда Мигель поехал, когда расстался со своей новой женой через несколько месяцев после свадьбы. Он поехал к Дхаре, прилетев с уик-энда «Круг Огня», на который ежегодно съезжались его ученики и родственники, – там он всем объявил, что освобождает жену от обетов. Машину он оставил в Тахо и улетел обратно – к Дхаре.

Сарита увидела Мигеля таким, каким он был тогда. Он сидел в кресле поодаль от кровати. Глаза его были закрыты, он молчал. Приехал он поздно ночью. В дом его впустил сын Дхары.

– Я к твоей маме, – сказал Мигель и прошел по коридору в спальню Дхары, застав ее врасплох.

Она была поражена, но по его лицу все сразу поняла. Она не произнесла ни слова. Час спустя они все так же молча сидели в разных концах комнаты, без слов, даря друг другу прощение и милосердие. Война закончилась.

Сарита вспоминала, как в последовавшие за этим недели Дхара, воспарив, как мифический орел, излечила Мигеля от тоски, охватившей его из-за неудавшегося брака. Они поехали в Италию, и это путешествие изменило, обновило его. Там его печаль и уныние прошли. Они обедали в Венеции, осматривали Ватикан, бродили среди римских развалин. Поездка в Италию оказалась пиршеством, полным наслаждений и восторга, – ничего этого Мигель не получил от своего пребывания в Индии, куда они ездили вдвоем несколько лет назад. Путешествия в Индию не стали для него пьянящим духовным приключением, каким они были для Дхары и Сариты. Похоже, это была не его страна. Но в Италии он нашел отдых, который был нужен ему в трудное для него время, и драгоценную возможность решить, куда теперь направить свою энергию.

Той ночью, когда он молча сидел с Дхарой, его сердце начало исцеляться. Они снова сошлись, чтобы разделить новую жизнь – на этот раз ничего друг от друга не требуя, отказавшись от борьбы. Сарита вздохнула, закрыла глаза и при свете лампы погрузилась в видение вместе с Мигелем и Дхарой. Теперь она ощущала глубокий покой. Никто больше не сердился, в них обоих сильно и ярко пылала любовь. Наконец истина вернула к жизни вечное мгновение. Умолкли враждебные речи. Сарита будет всегда благодарна за один этот сладостный мимолетный миг покоя. Здесь сражение выиграно, здесь царит уважение, а что будет дальше – не имеет значения.

– Ты готова? – услышала она голос сына.

– Да, – ответила она, но видение уже исчезло.

Не было ни Дхары, ни света лампы. Сарита снова была вместе с Мигелем на свадьбе. Невеста и жених теперь танцевали с гостями, солнце садилось за горы на западе. Плут Эсикио легко вспрыгнул на край площадки на вершине горы. Волшебство изливалось на его маленькую зачарованную землю, прикасаясь к каждой из ее погруженных в видения душ.

Хайме смотрел, как мать спит в своей маленькой кровати. Он слышал ее медленное тихое дыхание. Тусклый лунный свет пробивался между раздернутыми занавесками и освещал стену, у которой она лежала. Сарита долго не могла заснуть, но в конце концов сдалась и позволила вечерним молитвам сделать свое дело.

«Интересно, что она видела сегодня вечером во время церемоний?» – думал он. Когда били барабаны, а погремушки из бутылочных тыкв осыпали дом каплями звуков, у него промелькнуло немало видений, а что было с ней? Куда отправлялась она, когда остальные выкрикивали имена предков и читали старые молитвы? Кажется, труды, которым она предавалась каждый вечер, тратя драгоценную энергию во время церемоний, собиравших родню и последователей, не столько помогали Мигелю, сколько вредили ей. Этим вечером она опять упала в обморок, и на этот раз Хайме остановил ритуалы и распустил всех по домам. Мигель прожил еще один день. Может быть, он продержится еще день-другой, но они проигрывают бой со смертью. Врачи постепенно теряют его брата, но Хайме не может потерять ее. Он не позволит Сарите умереть, даже ради ее младшего сына.

Хайме вспомнил, как у Мигеля один раз уже чуть не отказало сердце. Во время путешествия по местам силы на Гавайи несколько лет назад он и Дхара повели группу отважных учеников на вершину горы на большом острове. Мигель пошел с ними к жерлу вулкана – пройти нужно было не меньше мили. Дхара осталась, не желая иметь дело ни с палящим солнцем, ни с подземным пеклом, тем более что еще предстояло взбираться обратно на край кратера. Это было задание для Мигеля – соединиться с землей, как постановила Сарита. Землю и огонь в этом месте силы символизирует богиня Пеле. Мигель совершил все ритуалы, которым его обучили, чтобы добиться благосклонности богини, и осмелился войти внутрь ее. Пеле, должно быть, принадлежала к разряду женщин, которых трудно расположить к себе, потому что в тот день она не проявила милосердия к своему воздыхателю. Без тени улыбки, полная скуки, она прогнала Мигеля, не дав благословения, и на полпути из вулкана его сердце стало сдавать.