Vagina obscura. Анатомическое путешествие по женскому телу - Рэйчел Гросс

После операции Джулии Батти удалил здоровые яичники у сотен женщин, многим из которых не было и 30–40 лет. Те, кто выжил (уровень смертности был примерно 1 к 3), остались бесплодными[402]. «Операция Батти» стала очень популярной в Европе и Америке, причем, по оценке одного врача[403], к 1906 году под нож легли 150 000 женщин[404], [405]. Овариоэктомия (слово, образованное от латинских корней, означающих «яичник» и «вырезание») была провозглашена «триумфом хирургии» и стала первой рутинной операцией на брюшной полости, положив начало эпохе расцвета хирургии[406]. «Это было похоже на открытие калифорнийских залежей золота или африканских алмазных полей[407], – писал президент Королевского колледжа хирургов в 1886 году. – Для любых старателей путь был свободен, и выгоды стали получать во всем мире».

Батти был провозглашен смелым хирургом-новатором, который, как и его коллега и сторонник, гинеколог Джеймс Мэрион Симс, раскрыл темные тайны женского тела[408], [409]. «Именно Батти вторгся в скрытые глубины женского организма, – выразился один из поклонников, – и вытащил наружу эти хрупкие маленькие железы, таинственное и чудесное предназначение которых вызывает столь сильный интерес у широкой публики». По мере роста хирургической практики уверенность Батти в принятии решения об операции быстро росла. «В случаях, когда яичники нужно принести в жертву, решаю я[410]. И я верю, что оказываю любезность Господу, когда жертвую ими», – писал он в 1886 году.

Но, как и в случае с ампутацией клитора, врачи вскоре стали выражать обеспокоенность по поводу энтузиазма, с которым их коллеги прибегали к этой процедуре[411], [412]. Хотя Батти утверждал, будто «женские достоинства не утрачиваются», некоторые с беспокойством отмечали, что у женщин с удаленными яичниками становился ниже голос, уменьшалась грудь, начинала расти «неженственная растительность на подбородке, верхней губе и груди»[413]. Критики называли его операцию «стерилизацией», «лишением пола» или «женской кастрацией»[414]. Естественно, записей о том, что говорили сами женщины, не сохранилось, кроме нескольких восторженных (и, скорее всего, отцензурированных) отзывов, опубликованных в медицинских журналах.

В итоге овариоэктомия приобрела дурную славу, но оставила солидное научное наследие. Во-первых, она вызвала новый всплеск интереса к роли яичников в медицинской среде[415]. После первой операции Батти в 1872 году член Бостонского гинекологического общества предложил обществу изменить свой девиз с латинского Propter Uterum (сокращение от «женщину делает женщиной ее матка») на Propter Ovarium, тем самым продолжая освященную веками традицию – пытаться приравнять женщину к одному из ее органов или субстанций. Во-вторых (и, кстати, в стремлении к своей первоначальной цели), Батти помог лучше понять роль яичников в репродуктивной физиологии. Результаты его операций четко показали, что яичники каким-то образом управляют менструальным циклом женщины.

«За последние двадцать лет, пожалуй, ни о каком органе не писали так много, как о яичнике, – сообщал один выдающийся шотландский хирург в 1883 году. – Невооруженному глазу мало что могло бы показаться менее интересным и значительным, чем человеческий яичник, но от него зависит все в этом мире. Что же касается конкретной обладательницы этой железы, то, безусловно, для ее комфорта (а если добавить ее придатки, то и для жизни) это самый важный орган». Добро пожаловать в эпоху яичников.

* * *

Доктор Ойген Штайнах достиг зрелости как ученый как раз в то время, когда изучение желез и их секреции находилось на пике расцвета. Австрийский физиолог был в Праге и проводил исследования глазного яблока, когда эти «органные соки» впервые получили название: в 1905 году физиолог Эрнест Старлинг назвал их гормонами – от греческого глагола «возбуждать, провоцировать или пробуждать»[416]. Особенными их делала способность перемещаться по всему телу к самым дальним уголкам: они были химическими боеголовками, выполняющими определенную миссию.

Какая там душа, какой мозг. Суть человека – в его железах. Щитовидная, поджелудочная, надпочечники – эти фабрики производят такие продукты, как адреналин, инсулин и кортизол, которые в поисках своих целей перемещаются с кровотоком по всему организму. Все они управляются одной главной железой – парой долей размером с горошину в основании мозга под названием гипофиз. К 1922 году в New York Times насмешливо сетовали на то, что «мир, охваченный войной, уступил место миру, одержимому железами»[417]. Железы были тем, чем сегодня для нас стала ДНК: невидимыми силами внутри нас, которые делают нас теми, кто мы есть; ключом к жизненно важным процессам в организме.

Штайнах своими глазами видел печальные последствия удаления желез. Он родился в 1861 году в маленьком городке в австрийских Альпах и с детства помогал деду разводить скот. Его поражало влияние кастрации, «превращавшей дикого быка в кроткого; худощавого драчливого петуха в жирного бесстрастного каплуна; агрессивную курицу в ласковую пулярку; горячего жеребца в покладистого мерина»[418], – писал он в своей автобиографии «Пол и жизнь» в 1940 году. Позже, будучи директором физиологического отдела Института экспериментальной биологии в Вене, Штайнах утвердился во мнении, что секрет половых признаков кроется в яичниках и яичках – «средоточии пола»[419].

«Все знают и без книг, что мужчины в целом выносливее, энергичнее и предприимчивее, а женщины демонстрируют больше нежности и преданности, тяги к безопасности при практической способности к домашним делам», – писал он[420]. И гормоны яичников и яичек, казалось, давали этому научное объяснение. В 1890-х для проверки своей теории Штайнах провел серию экспериментов, в ходе которых удалил яички и яичники у молодых крыс и пересадил их в брюшную полость грызунам противоположного пола[421]. Железы прижились, на них наросли новые кровеносные сосуды, и внешний вид и сексуальное поведение животных резко изменились.

В одном случае Штайнах взял крысенка, отрезал ему яички размером с горошину и пересадил в его желудок яичники крысы. Грызун вырос мелким, его молочные железы и соски набухали, выделяя молоко. Достигнув взрослого возраста, он стал демонстрировать то, что ученые называют «стереотипным поведением самки»: когда другой самец пытался спариться с ним, он поднимал задние лапы и отбрыкивался, чтобы увернуться от нежеланного ухажера. Детеныши считали его самкой и бегали за ним в поисках молока. Он снисходительно ухаживал за ними, демонстрируя материнское поведение, которое Штайнах считал высшим проявлением женственности. «Подсадка половых желез противоположного пола, – заключил он, – ведет к изменению пола животного».

Штайнах не остановился на достигнутом. В конце XIX века биологи обнаружили, что женские и мужские гонады – яичники и яички – развиваются из одних и тех же эмбриональных структур в утробе матери. Иными словами, каждое человеческое существо изначально обладало потенциалом развиться в женщину или мужчину; каждый яичник – несостоявшееся яичко, а каждое яичко – некогда потенциальный яичник. Штайнах считал, что настоящего, стопроцентного мужчины или стопроцентной