Державный - Александр Сегень

— A-а, Иван! — узнал Ощеру татарин. — Ты, знать, многих убил. Хвастаться приехал?

Натянув тетиву, Данияр прицелился и пустил стрелу в небольшое недозрелое яблоко, положенное на бок, завязью в сторону стрелка. Стрела вонзилась точно остриём в завязь, расколов яблоко надвое и воткнувшись в ствол сосны.

— Ловко! — воскликнул Ощера.

— А ну ты? — предложил Данияр.

— Попробую, — стал слезать Иван с коня.

— А локоть, отец! — недоумённо воскликнул Костя.

— Сиди, разберёмся, — осадил его Ощера, подошёл к царевичу, встал на его место, взял лук и стрелу. Один из касимовцев положил на столик новое яблоко. Расстояние было шагов в пятнадцать, но зоркий глаз Ощеры видел не только само яблоко отчётливо, будто лежащее на ладони, он видел волоски на завязи и ползущего по яблочному боку муравьишку. Долго целиться боль в локте не позволила бы Ивану, и он постарался взять прицел до того, как стал натягивать тетиву. Изготовился, собрался с духом и, превозмогая нестерпимую муку, натянул лук и пустил стрелу точно в цель. Яблоко разлетелось, пронзённое в самую свою серёдку, в чёрно-мохнатую точку завязи.

— Ну и Иван! Силён боярин! — воскликнул Русалка.

— Отец!.. — восхищённо выпалил Костя.

— Хорошо-о-о, — засмеялся Данияр. — Якши хорошо!

— Ничего хорошего, — наигранно вздохнул Ощера.

— Как так? — недоумённо вскинул брови царевич.

— А так, — снова вздохнул Иван. — Метил-то я в муравья, который по боку лез, а попал в середину.

— Муравья-а? — удивился Данияр, не понимая, дурачит его Ощера или правду говорит. С детства он любил искусство стрельбы, и никто не мог сравниться в московском войске с ним в умении пускать стрелу точно в цель. Но по муравьям стрелять ему и в голову никогда не приходило.

Да нет, конечно, дурака валяет Ощера! Недаром и прозвище такое имеет в честь своего зубоскальства. Заулыбавшись, Данияр стал качать головой:

— Ах ты армай! Смеёшься над Данияром?

Вдруг ещё одна стрела со звоном вонзилась в сосну. Это Русалка, не слезая с коня, достал свой лук и выстрелил.

— Во! — крикнул он весело. — А я попал!

— Кого попал? — удивился Данияр.

— Как — в кого? В муравля! — отвечал Русалка. — Он по дереву полз, я его и убил. Думаете, вы одни такие меткие?

От такой наглости у Данияра аж голова закружилась. Он схватил лук и стрелу, стал всматриваться в ствол сосны. Никаких муравьёв он на сосновой бугристой коре не увидел. Урусы разразились добродушным хохотом.

— Лучше целься, царевич! — смеялся Ощера. — Наверняка бей, а не то оставишь муравья подранком — беды не оберёшься. Они в подранках лютее недобитого ае[69].

— Муравля надо в гузнецо бить, тогда он вмиг околевает, — вторил скалозубу Ощере Русалка. — А ежели попадёшь в локоть ему, он тебя же потом и подстрелит. Иван-то у нас — тоже муравль, только его в детстве перекормили, вот он в человека и вырос.

— А я всегда муравью в глаз попадаю, — сказал Ощера.

— Ну и напрасно, — возразил Русалка. — От этого, говорят, потом сны муравлиные снятся. И будешь всю ночь во сне в муравельник щепки тягать.

Кровь прилила к лицу Данияра. Смеются! Он сильно нахмурил брови и опустил лук. Разве смеют они потешаться над ним? Эти злоязыкие урусы! Во-первых, он законный казанский царевич, и если угодно будет Аллаху вернуть Казань касимовцам, Данияр будет властителем одного из могущественных ханств, вот уже четвёртый десяток лет не подчиняющегося Орде, раскинувшегося от границ с Рязанью до Уральских предгорий. Во-вторых, он верноподданно служит великому князю Ивану, получая от Ивана немалую алафу[70]. И в-третьих, смеяться можно только над тем, кого ты ставишь ниже себя, не так ли?

Впрочем, эти неучтивые урусы иной раз позволяют себе подшучивать над теми, кто стоит выше их по положению в обществе, а сами вельможи терпят эти пусть добродушные, но насмешки. Данияр вздохнул и стал придумывать, как ответить урусам и вместе с тем избежать ссоры с ними.

— Мехмет! Браслет! — крикнул он по-татарски своему нукеру.

Мехмет поклонился и отправился в близстоящий шатёр, откуда вскоре вернулся, неся в руке красивый золотой браслет, украшенный изумрудами и изящной арабской резьбой.

— Никак бахчиш кому? — улыбаясь, сказал наглый Ощера.

— Бакшиш, бакшиш, — сердито ответил Данияр, натягивая тетиву и прицеливаясь в самую середину ствола сосны.

— Опять на муравлей охоту затеял, — засмеялся было Иван Нога. Но никто на сей раз не поддержал потеху, все замерли, ожидая, что будет дальше.

Злость раззадорила татарина, он чувствовал, что не должен дать промаха, утрёт нос наглецам.

— Мехмет! — крикнул он сдавленным хрипом. Мехмет размахнулся низом и подбросил браслет в воздух.

Данияр не стрелял — скорее можно сказать, что стрела сама выбрала нужный миг и сорвалась с отпущенной тетивы, просвистела, вонзилась в сосну, а браслет, пойманный ею, закачался возле самого охвостья, стал по наклону медленно соскальзывать к наконечнику.

Общий рёв восхищения сладостными струями Каусара[71] полился прямо в душу меткого стрелка.

— Дивно! Аи да царевич! — кричал Русалка.

— Вот это глаз! Вот это рука! — вторил ему Роман Гривна.

— Слыхал о таком, но не видывал! — ревел Тетерев. Только Ощера ничего не говорил. Хитровато улыбаясь, смотрел на Данияра, и видно было, что ему понравилось, как татарин ответил на насмешки. Чтоб ещё больше сбить с него спесь, Данияр небрежно махнул рукой:

— Аида, бери свой бакшиш.

— Щедро! — воскликнул Русалка. — Поручье-то, видать, дорогое. Чего стал, Иван, иди забирай, жене привезёшь, скажешь — в бою добыл добычу.

— В бою я своё и так раздобуду, — ответил Ощера. — А тебе, Данияр Касымович, большой рахмат[72] за щедрый бакшиш.

Он медленно направился к сосне, медленно стал протягивать руку к висящему на стреле браслету. Задор пуще прежнего охватил татарина, он быстро схватил лук, стрелу, мигом натянул тетиву и, почти не прицеливаясь, выстрелил. И снова попал! Стрела легла бок о бок с предыдущей, воткнувшись в сосну внутри окружности браслета.