Красная шкатулка - Рекс Стаут

Я сел и стал размышлять над замечанием Вулфа о тоскливом и тихом поклонении страху смерти. Открылась дверь, и появился Дадли Фрост. Я сидел ближе всех ко входу. Увидев меня, он сделал вид, будто мы незнакомы, а с дамами поздоровался так громко, что они вздрогнули. Затем, холодно кивнув Джеберу, направился к сыну и племяннице.

— Я даже раньше времени, провалиться мне на этом месте! Такое со мной не часто бывает! Елена, крошка, а куда твоя мамаша запропастилась? Три раза звонил — без толку! В итоге я, как назло, забыл цветы! Когда вспомнил, было уже поздно отправлять их с посыльным, решил привезти сам.

— Хорошо, отец, все в порядке. Цветов хватит…

Было по-прежнему тоскливо, но уже отнюдь не тихо. Интересно, подумал я, как они справляются с ним, когда в День перемирия[4]наступает минута молчания? И придумал уже три возможных варианта, но снова открылась дверь, и вошла миссис Фрост. Дадли Фрост так же громогласно приветствовал и ее. Она была бледна, хоть и не так, как Елена. Из-под черного манто виднелось темное вечернее платье, на голове — маленькая шляпка из черного атласа. Чуть заметно кивнув Дадли и энергично — Джеберу, она направилась к дочери.

Я сидел и наблюдал.

Неожиданно в комнате появился еще один человек. Он так тихо вошел, что я сначала даже не заметил его. Этот аристократ был поплотнее того, что у входа, но имел столь же печальный вид. Он сделал несколько шагов и поклонился.

— Пройдемте, господа.

Я пропустил всех вперед и вышел последним. Луэллин, вероятно, посчитал, что должен взять Елену под руку, но она явно придерживалась иного мнения. Я последовал за ними, изо всех сил стараясь соответствовать торжественности момента.

Свет и в часовне был приглушенным. Наш проводник что-то прошептал миссис Фрост, в ответ она покачала головой и направилась к скамьям. Там сидели уже сорок или пятьдесят человек. Прямо перед нами на возвышении стоял черный гроб с хромированными ручками, весь усыпанный цветами. Спустя пару минут в дальнем конце помещения открылась дверь и вошел один тип. Он встал около гроба и внимательно осмотрел собравшихся. Потом, выждав для солидности некоторое время, начал речь.

На мой взгляд, держался он неплохо. Но мне это действо наскучило задолго до того, как подошло к концу. Для утешения моей души вполне хватило бы и капли елея. И если вдруг мне суждено отправиться на небо без всего этого, то лично я не против — я и так окажусь там, где положено. Разумеется, я высказываю исключительно свою точку зрения, и если вы любитель подобных обрядов, то бог вам в помощь.

Я сидел с самого краю, что позволило мне благополучно улизнуть сразу же после заключительной тирады.

За оказанную мне честь побыть вместе с ближайшими друзьями покойного я предложил аристократу у входа четвертак, принять который, как я понял, его обязывало положение. На улице выяснилось, что какой-то олух умудрился воткнуть свой драндулет в трех дюймах от заднего бампера моей машины, и мне пришлось изрядно попотеть, чтобы выбраться и при этом не ободрать крыло Джеберова кабриолета. Я вырулил на улицу, идущую с западной стороны Центрального парка, и направился домой.

Когда приехал, было уже почти пол-одиннадцатого. Вулф сидел в кабинете с закрытыми глазами и гримасой отвращения на лице. Он слушал по радио передачу «Жемчужины мудрости». Фриц раскладывал пасьянс на кухне за маленьким столиком, где я обычно завтракаю. Тапочки он снял и поставил ноги на нижнюю перекладину стоящего рядом стула.

Я достал из холодильника бутылку молока и налил себе стакан. Фриц спросил:

— Как прошло? Похороны удались?

— Как тебе не стыдно, — ответил я укоризненно. — Вас, французов, так и тянет уколоть побольнее.

— Я не француз! Я швейцарец.

— Так я тебе и поверил. Я видел — ты читаешь французские газеты.

Отхлебнув из стакана, я отправился в кабинет, устроился в своем кресле и посмотрел на Вулфа. Выражение его лица стало совсем ужасным. Я дал ему еще немного помучиться, но вскоре, сжалившись, выключил радио и снова принялся наблюдать за шефом, потягивая молоко. Гримаса отвращения на его лице постепенно исчезла, веки задрожали и чуть-чуть приоткрылись. Глубокий вздох всколыхнул его тушу.

— Что ж, вы вполне заслужили такую муку, — произнес я. — Ведь здесь не больше дюжины шагов. Неужели вам было трудно выключить этот бред? От кресла до приемника пять шагов, столько же — обратно. Итого десять. Если уж вам и это не под силу, купили бы, что ли, дистанционное управление.

— Нет, Арчи, — невозмутимо ответил Вулф. — Ты прекрасно знаешь, что, когда надо, я на многое способен, в том числе и радио выключить, тем более что мне не помешает лишний раз пройтись. Просто эта идиотская программа укрепляет нервы. Послушаешь — и несколько дней спокойно терпишь человеческую глупость. Например, даже беседа с тобой мне начинает доставлять интеллектуальное и эстетическое удовольствие. — Он поморщился. — Представляешь, что они сказали о культурных запросах? Высший класс! — Вулф опять поморщился. — Фу, во рту совершенно пересохло. — И потянулся к кнопке.

Но пиво он получил не скоро.

Не успел Вулф нажать кнопку, как раздался звонок в дверь, и Фрицу пришлось сначала пойти открывать. Время было уже позднее — почти одиннадцать, мы никого не ждали, и я занервничал. Со мной так бывает, когда мы занимаемся делом, от которого можно ждать чего угодно. Вообще-то, зная Вулфа, я не исключал возможности стать просто объектом его забав. У меня даже возникла мысль, что в комнату сейчас войдет Сол Пензер с красной шкатулкой в руках.

Но из прихожей донесся голос, принадлежавший явно не Солу. Дверь распахнулась, Фриц посторонился, пропуская гостя, и в комнате появилась Елена Фрост. Одного взгляда на нее мне было достаточно. Я выскочил из-за стола и подхватил Елену под руку. Казалось, она вот-вот лишится чувств.

Но все обошлось. Она просто подошла к столу Вулфа.

— Добрый вечер, мисс Фрост, прошу вас садиться, — сказал шеф. — Арчи, помоги.

Я снова взял ее под руку, пододвинул кресло, и мисс Фрост в изнеможении села.

— Случилось нечто ужасное. Я не хотела ехать домой и… приехала сюда. Мне страшно. Мне давно было не по себе, но сейчас я просто боюсь. Перрен… умер. Только что, на Семьдесят третьей улице. Он умер прямо на тротуаре.

— Так-так, — проговорил Вулф. — Успокойтесь, мисс Фрост. Арчи, налей коньяку.

Мисс Фрост покачала головой.

— Не надо. Я просто не смогу его проглотить. — Голос ее дрожал. — Я же говорю, мне страшно!

— Вот как? — Вулф выпрямился и широко раскрыл глаза. — Если вы сейчас же не возьмете себя в руки, у вас начнется истерика. Может быть, нашатырного спирта? Или хотите прилечь? Вы в состоянии рассказать, что случилось?