От любви с ума не сходят - Ольга Арнольд

- Еще рано говорить… - но тут нас грубо прервали: в ординаторскую с громким ревом ворвалась больная со всклоченными волосами.

Я умею быстро переключаться - без этого в моей профессии пришлось бы трудно. Ближайшие два часа мы с Синицыным посвятили разбору полетов. Пациенткой, грубо прервавшей наш тет-а-тет, оказалась Рая, моя пациентка, а волосы у нее стояли дыбом оттого, что в них вцепилась Лилия Андреевна, ее соседка по палате, и Рае удалось вырваться из ее цепких объятий, только чуть не оставив ей в качестве военного трофея свой скальп. Беженка из Сухуми, полугрузинка-полуармянка Рая рыдала в голос; наконец мы с Володей смогли разобрать, что конфликт случился на национальной почве.

- Она назвала меня «лицом кавказской национальности»! За что они меня так ненавидят? - с трудом выдавливала из себя слова Рая, не переставая содрогаться всем телом.

На ковер была вызвана Лилия Андреевна и другие соседки по палате; они все в один голос твердили, что Рая в ответ обозвала недавно овдовевшую семидесятилетнюю Лилию русской… впрочем, это неважно. Зачинщицей скандала оказалась на этот раз Лилия, но у Раи, только что начавшей вставать с постели, оказался такой жуткий характер, что только святая с ней не вступит в ссору.

Когда слезы были вытерты, дополнительные таблетки проглочены и драчуньи разведены по разным палатам, Володя сказал, устало опускаясь на стул и стирая с лица пот:

- Коммунальная кухня. Я как-то видел фильм, в котором дрались между собой Брижжит Бардо и Клаудиа

Кардинале - хоть они и вцеплялись друг другу в волосы, это смотрелось куда эстетичнее и сексуальнее.

- Да, - согласилась с ним я, уныло прихлебывая кофе. - И, главное, кроме Раи, я не успела поговорить ни с кем из своих больных, а уже полдень. Ну что, скажи на милость, делить между собой нашим пациентам - свои несчастья?

- Ты не права, Лида. Несчастному человеку очень нужен враг, на которого можно свалить причины своих неудач. Только довольные жизнью люди обычно добры и неагрессивны, А чужак, человек другой национальности - самый подходящий виновник всех твоих бед. Раньше во всем виноваты были евреи, теперь - чеченцы и всякие прочие «кавказцы». Я помню одну такую свару в прежние времена - тогда не ужились друг с другом старая еврейка и ее русские соседки. Конечно, там сильно пахло антисемитизмом, но и старуха тоже была хороша… Самое смешное было то, что мирили мы их вдвоем с Сениной, в жилах которой течет немало «жидовской» крови. А у меня, между прочим, мама - еврейка, - и он то ли с вызовом, то ли вопросительно посмотрел мне в глаза: как я к этому отнесусь?

- Ты знаешь, догадаться об этом совсем несложно, стоит на тебя посмотреть, - ответила я, удивившись про себя: кажется, Синицын нервничает! С чего бы это?

Вслух же я напомнила Володе историю про больных Федотова и Вайнштейна, вычитанную в Алином дневнике, так что он расслабился и даже рассмеялся. Впрочем, вот она, эта история:

«14 июня (1985). Сегодня Сучков принес и бросил мне на стол два смятых исписанных мелким почерком тетрадных листка со словами:

- Устроили тут сионистское гнездо!

Кажется, в Сучк. сосредоточились все человеческие качества, которые мне ненавистны, в том числе антисемитизм. Его настольная книга - «Протоколы сионских мудрецов»; мало того, что он ее читает, он еще и верит всему, что там написано.

На днях он довел меня до слез своими рассуждениями на эту тему.

То, что он мне принес, оказалось доносом - на врачей стрессового стационара, в том числе и на меня саму. В первый раз я держала в руках такую бумажку!

А предыстория всего этого такова. В мужской палате лежали два старика, два ветерана Великой Отечественной, Федотов и Вайнштейн. Один из них только что потерял жену, другой попал в неприятную судебную историю. Сверстники, прошедшие всю войну «от и до», они совершенно естественным образом подружились. Дружба их прервалась внезапно: Федотов как-то раз обратил внимание на фотографию, стоявшую у Вайнштейна на тумбочке. На карточке (я сама ее видела) изображен был сын Вайнштейна; он позировал на фоне танка, с автоматом в руках и надменной улыбкой на лице. Вот этот танк-то и вызвал интерес Федотова:

- Яша, а танк-то какой-то странный! Я ничего подобного не припомню!

- Это «шерман».

- И обмундирование у него какое-то необычное!

Тут, присмотревшись еще внимательнее, Федотов заметил еще и шестиконечную звезду Давида на корпусе, и наконец до него дошло, в чем дело. Но на всякий случай он все-таки спросил:

- Так чья же это армия?

- Израильская!

Самое печальное, что мужская палата у нас только одна, и когда Федотов пришел ко мне с требованием «немедленно выписать этого сиониста проклятого» и получил категорический отказ, то я не смогла выполнить и вторую его просьбу: переселить «сиониста» куда-нибудь подальше. Так они и продолжали существовать, не только в одной палате, но и на соседних койках - терпели друг друга из последних сил. Надо отдать им должное, до громких сцен дело не доходило. В утешение себе Федотов и накатал донос.

Два старых солдата, жизнь уже прожита - ну что им делить друг с другом? Но нет, они «идейные противники».

Мне обоих жалко до слез, особенно, как ни странно, Федотова - у него-то нет сына даже на Синайском полуострове».

Поговорив еще немножко о евреях, кавказцах, сионистах и антисемите Сучкове, мы занялись текущими делами. Я с нетерпением ждала конца рабочего дня, чтобы в спокойной обстановке поговорить с Володей и Эриком, приглашение которому я оставила на его автоответчике. Но Эрика я увидела раньше чем рассчитывала: около трех, несмотря на запрещение, он появился в стрессовом, причем не один, и вместе со своей высокой и белокурой спутницей исчез за дверью кабинета заведующего. Не дожидаясь особого приглашения, я последовала за ними.

- Я рассчитываю, что вы меня простите за неожиданное вторжение, - разглагольствовал Эрик, не обращая внимания на грозно нахмуренные брови Володи и убийственный взгляд, который, казалось, мог пронизать его насквозь. Недовольство Синицына проявлялось и в том, что он продолжал сидеть за своим столом, хотя в комнату вошла женщина. - Но у меня есть смягчающие обстоятельства. Во-первых, эксперты наконец расшифровали последние дневниковые записи, - тут широким жестом он бросил на стол синюю полиэтиленовую папку и, галантно повернувшись к своей даме, продолжал:

- Во-вторых и в-главных, у меня для вас сюрприз.

Разрешите представить вам Светлану Александровну Горшечникову - теперь мисс Свету Горз - психолога, которая работала рука об руку с Александрой.

Так вот она какая, «девушка Светочка»! Психологиня была из тех женщин, которые с возрастом расцветают и которым очень идет материальное благополучие. Судя по записям Али, Света была ее младше года на три - значит, сейчас ей должно было быть лет тридцать с хвостиком, но ей снова можно было дать двадцать пять, такая гладкая у нее была кожа - если только не принимать во внимание глаза, цепкий взгляд которых из-под затемненных стекол очков выдавал умудренность, приходящую только с опытом.