Долгий путь на Бимини - Карина Шаинян

Наконец все приготовления были закончены. Дальше медлить было нельзя. В запертом помещении вопли Брида звучали оглушительно, и Карререс чувствовал, что качается на грани. Протянуть еще немного – и в лучшем случае его ждет истерика, как у ничего не понимающего коменданта. В худшем же… Карререс уже чувствовал, как Брид утягивает его за собой. Воздух в лаборатории казался густым, как будто туман, в который погружался разум Брида, рвался в реальность.

«Не так», – прошипел Карререс сквозь зубы. На кушетке зашевелился отец Кэрриган, распахнул на секунду по-детски прозрачные глаза. «Сложу с себя сан», – сказал он и вновь провалился в опиумный сон. Вытащив из шкафа потрепанную тетрадь, Карререс тяжело опустился на стул и вытер пот. Перелистал несколько страниц, испещренных записями и схемами. Все, с чем он возился последние месяцы, потроша лягушек и мышей, еще не зная толком, зачем, стало отчетливым и неизбежным. Память и разум были ясны как никогда. Карререс вытянул перед собой ладони. Руки не дрожали больше; пальцы казались твердыми, как железо.

– Вот так, Элли… Рыба должна была стать компасом, ведущим на Бимини. Ти-Жак, убегая, бросил факел в пороховой погреб и исчез. Впрочем, я не пытался отыскать его – зачем? Если бы я знал, что рыба у него… А так – я пытался найти свой путь. Продолжал опыты, начатые в Клоксвилле. Но ни волшебные вещества, ни чудеса слова, ни попытки погружения в себя, ни шаманские ритуалы – ничто не сработало. К тому времени, как открыли ЛСД, я уже только смеялся… Все это – слепые тыканья носом: в лучшем случае впустую, в худшем – чтобы заблудиться на пути. Тайна дороги на Бимини навсегда похоронена в мозге Брида.

– И что ты делал все это время? – тихо спросила Элли.

– Тянул вечность, как умел, – грустно улыбнулся Карререс. – Практиковал… Ну да, нелегально. Однажды даже был полковым врачом – совсем недавно, во время войны Эквадора с Перу. Сама понимаешь – мне приходилось часто переезжать с места на место и жить в тех странах, где на бумаги обращают не слишком много внимания. Если это не купюры, конечно. Сначала было легко. Я довольно долго пожил в Европе, и никто ко мне не приставал. Но последнюю сотню лет… – Карререс раздраженно махнул рукой. – В конце концов мне пришлось выправлять себе фальшивый паспорт и диплом, а то совсем уже покоя не давали.

– Да, это неприятно, – сочувственно кивнула Элли.

– Неприятно было в семидесятых, когда Папа Док начал рыться в архиве собора Санта-Марии. Откопал старые записи, сделанные священниками. Среди них был дневник отца Женье… Невежество в комплекте с живым воображением – страшная вещь… ему бы Ти-Жака в министры! Нормальному человеку и в голову не пришло бы меня искать. Но Папа Док второго Барона Субботу, сама понимаешь, потерпеть не мог. За мной несколько лет гонялись полусумасшедшие негры в черных очках, которые размахивали ножами направо и налево…

– Тонтон-макуты? – ахнула Элли. – Но как они тебя нашли?

– На Папу Дока не самые плохие бокоры работали, – ответил Карререс. Физиономия Элли вытянулась; девушка нахмурилась, пытаясь понять, не разыгрывает ли ее доктор. Заметив это, Карререс иронически поднял брови: – Элли, в трех метрах от тебя сидит зомби. Да и я не совсем обычный человек, кажется…

Элли затравленно взглянула на одеревеневшего в подобии сна Гая и сникла. Почему-то поверить в колдунов на службе у диктатора Гаити было намного труднее, чем в приключения Карререса.

– А все эти снадобья, которые ты закупил у отца? – спросила она, отчаявшись разобраться в извивах собственной психики.

– А, – махнул рукой Карререс, – надо же было чем-то заниматься. И, главное, – ну не притворятся же ипохондриком! – Элли расхохоталась. – А мне позарез был нужен повод познакомиться с барышней Нуссер, – подмигнул доктор.

Элли потупилась, порозовев.

– Не понимаю… – проговорила она, пряча улыбку.

– Боюсь, что действительно не понимаешь, – внезапно помрачнел Карререс. Элли стало неуютно, и она нервно заерзала по дивану. У Карререса было лицо человека, который никак не может решить, стоит ли делиться неприятной новостью. Надеясь отвлечь доктора, Элли спросила:

– Неужели больше никто не бывал там?

– Не знаю, – покачал головой Карререс. – Не знаю. – Он помолчал, пыхтя трубкой. – Думаю, в первый раз Брида спасла любовь к Реме, такая сильная, что отсвет ее смог даже защитить команду «Безымянного»… Если, конечно, это можно назвать спасением и защитой, – усмехнулся Карререс. – Не зря же он все время бредил о том, что она может его склеить заново. Думаю, если бы Брид не влюбился в Реме… – он с новой силой захлюпал трубкой, хмурясь и качая головой.

– То что? – не выдержала Элли. Карререс покосился на нее и тяжело вздохнул.

– Я могу только догадываться, – он снова замолчал, а потом заговорил с видимым усилием, морщась от каких-то воспоминаний. – Видишь ли, во многих старых психиатрических больницах бывают такие пациенты… Обычно они не могут уже ни говорить, ни ходить, – их мозг разрушен попытками решить какую-то невыполнимую для человека задачу. Состояние кататонии, которое длится годами. Годами… Врачи уходят на пенсию, их сменяют молодые… Истории болезни теряются при переездах, ремонтах и прочем. Или кто-нибудь, заглянув случайно в документы, замечает явную несуразицу и исправляет опечатку в дате поступления. Это очень легко – убедить себя, что число, обозначающее год, ошибочно: пациент, конечно, старая развалина, но ведь настолько старых просто не бывает… И здравый смысл подсказывает выход. Но чаще бумаги просто теряются, так что и проверить ничего нельзя, – решительно закончил Карререс, взглянув на Элли, испуганно прикрывшую рот ладонью.

– Если бы ты не зашил капитана в рыбину…

– Угу. Скорее всего, – невнятно ответил доктор, пытаясь подавить зевок, и Элли уткнулась лицом в ладони, чувствуя, как ей тоже сводит челюсти. – Так, барышня, – решительно сказал Карререс и посмотрел на часы. – Не пора ли нам спать? Тебе здесь удобно?

Элли кивнула, подгребла под себя подушку и от души, с поскуливанием зевнула. Сквозь слипающиеся ресницы она смотрела, как Карререс бродит по комнате, выключая уже не нужный свет. Сейчас он сядет рядом, погладит по голове, и можно будет уткнуться лицом в грудь, задремать в уютных объятиях… Элли снова взглянула на Карререса, стоящего на пороге спальни, и у нее перехватило горло.

– Ааа? – протянула она.

Карререс улыбнулся и закрыл дверь.

Клаус достал игуану из террариума. Элли отшатнулась; ящерица, извернувшись, выскользнула из рук отца, с глухим стуком упала на пол и побежала к ней, широко разевая пасть. Следом наступал Клаус. Игуана подбежала к самым ногам и хотела уже вцепиться в лодыжку; Элли с криком задрыгала ногой, с грохотом сбивая какие-то склянки. «Все в порядке, только не шуми», – сказал доктор Карререс и крепко сдавил плечо. Элли зажмурилась, потянулась, сбрасывая плед, потерлась щекой о горячую сухую ладонь. Вздохнула, просыпаясь, и заулыбалась. «Анхельо», – пробормотала она и потянула за рукав.