Седьмая линия. Казино "Фортуна" - Анастасия Валеева

— Ха-ха-ха! — во все горло расхохотался Руденко. — И в этом ты тоже полагаешь найти глубокий смысл? Ха-ха-ха… Чудачка!

Семен Семеныч снова уткнулся в свою тарелку, и гадалка больше не стала с ним спорить. Он старательно подчищал содержимое каждой поставленной перед ним миски и, казалось, ему вообще не суждено было насытится. Но через некоторое время он все же протянул, отодвигая опустошенную посуду в сторону:

— Ну и объелся же я! Теперь еще бы и чайку с лимончиком.

Официант тут же подал заказ, о котором Семен Семеныч уведомил его заранее.

— Ты не забудь, — громко размешивая в стакане сахар, сказал Три Семерки Яне, — что мы в Лазурный на отдых собирались.

— Главное, ты не забудь, — парировала гадалка.

— Хе, я! — усмехнулся Руденко. — Ты как гонорар-то получишь, звякни. А то скажешь потом: какой еще там Лазурный…

— Сема, но ведь такого еще не бывало! — обиженно произнесла Милославская.

— Шучу, шучу, — пробормотал он, обгладывая кусок лимона, вытащенный из чая.

Яна ничего не ответила и, достав пудреницу, стала поправлять макияж.

— Можно ехать, — заявил Три Семерки, допив свой чай и с грохотом отодвигая назад пластмассовый стул.

— Ну так едем, — ответила ему Милославская.

Приятели расплатились с официантом и, не разговаривая друг с другом, направились к машине. Яна рисовала себе в воображении желанную встречу с постелью, а Семен Семеныч — картины расправы над пойманным преступником.

Переступив порог своего дома, гадалка поспешила накормить и напоить Джемму, с которой она, как обычно, перебросилась парой любовных фраз. Затем Яна приняла душ и отправилась в спальню, чтобы придаться наконец сну, о котором она весь день мечтала.

Милославская положила телефон поближе к кровати, потом задернула шторы, и в комнате стало почти совсем темно. Эта обстановка так и манила упасть в постель. Но гадалка еще немного задержалась: она затворила форточку, чтобы посторонние звуки не мешали ее отдыху. В доме было довольно прохладно, поэтому закрытое окно не сделало атмосферу в спальне менее комфортной.

Шелковая простыня, мягкая высокая подушка… Наконец-то! Яна легла на живот, распластала руки, одну ногу поджала почти к самой груди. Эта поза у Милославской была самой излюбленной. Закрыв глаза, гадалка с наслаждением вздохнула, и блаженная улыбка застыла у нее на устах.

Однако шли минуты, а сон все не приходил. Яна невольно прокручивала в голове минувшие события, невольно радовалась им, и предвкушение скорой победы ее возбуждало. Нервы прыгали в веселом танце, раззадоривая Милославскую.

Несколько раз она отгоняла от себя «дурные» мысли, пытаясь начать думать о чем-нибудь другом, но сознание невольно возвращало ее к прежним соображениям. Так, пытаясь представить себе планы на завтра, Яна представила и завтрашнюю встречу с Людмилой. Она стала складывать в связный текст все, что должна была рассказать клиентке, и опять вернулась к начальному этапу.

Рассердившись, Милославкая во всем обвинила сытный ужин, сменила позу и занялась аутотренингом, к которому она нередко в таких ситуациях прибегала. Это помогало ей справиться с собой и привести организм или настроение в норму за довольно короткий отрезок времени. Помогло и на это раз. И даже сумбурные сны отступили, уступив место безобидным и бессмысленным картинкам.

Руденко тем временем не дремал и все свои (и не только) силы вкладывал в раскручивание начатого дела. В первую очередь он устроил арестованному так называемый допрос с пристрастием, после которого редко кто не заговаривал. Заговорил и этот.

Дальше Три Семерки осуществил еще ряд необходимых и довольно разумных мер, позволивших ему поставить в этом этапе расследования точку. Посмотрев на часы, он решил, что позвонит Милославской позже. Семен Семеныч просто пожалел ее, понимая, что она не менее получаса перед отдыхом потратила на дамские «туалеты» и выспаться еще навряд ли успела.

Он отправился в буфет, где купил любимый портвейн «Три Семерки», и выпил залпом стограммовую рюмку. Следом — еще одну. Он закусил их жирным сплющенным беляшом, который долго разжевывал, одновременно подыскивая оправдания своему поступку. Оправдания, как всегда, нашлись, а потому Руденко, погоготав еще в соседнем кабинете у коллег над рассказанными свеженькими анекдотами, в свою «берлогу» вернулся с чистой совестью и в приподнятом настроении.

Как только он затворил за собой дверь и плюхнулся в старое потертое вертящееся кресло, на столе зазвонил телефон.

— Алло, — протяжно и лениво проговорил Семен Семеныч, вытаскивая языком из зубов остатки «деликатесного» беляша..

На том конце провода говорил его шеф. Три Семерки сразу весь подтянулся. Голос его приобрел твердость, а взгляд ясность.

— Да, Сергей Петрович. Да. Но… ведь почти конец рабочего дня, Сергей Петрович… Понимаю, что ненормированный, Сергей Петрович. Да… но я сейчас очень погружен в другое… Понимаю, Сергей Петрович, что работы много. Да. Да. Слушаюсь, Сергей Петрович.

В финале разговора голос Руденко звучал уже не так оптимистически. Он обозвал шефа собакой и отшвырнул от себя телефон.

— У людей и так работы море, — возмущенно воскликнул он, размахивая руками, — а тут еще каких-то проходимцев подсовывают! Как будто я… Как будто я… Как будто я последний человек в отделе! — Три Семерки хлопнул обеими руками по краю стола. — Как будто молокососов для такой работы не хватает!.. Нашел крайнего! Чуть что, Руденко! Семен Семеныч туда, Семен Семеныч сюда, — коверкая голос, протянул он разгневанно. — Привыкли, блин. Да это… да это оскорбительно, в конце концов! Мне, с моими капитанскими погонами таким заниматься! Чтоб ты провалился, собака! — крикнул Три Семерки в заключении и встал со своего места.

Дверь в кабинет в этот момент открылась, и вошел один из сотрудников, чином чуть младше Руденко.

— Чего шумишь? — по-дружески спросил он, улыбаясь.

— Да беспредел один творится! — утирая потный лоб, ответил Семен Семеныч. — Проходимцы какие-то в обч-чественном месте, видите ли, подрались, — карикатурно проговорил Три Семерки. — Разбирайся теперь с ними. Вот скажи, Вася, почему я, а? — Руденко поднял на товарища полный искреннего недоумения взгляд.

— Потому что ты пьяный! — тихонько протянул тот и загоготал.

— Чи-и-иво?

— Того, того, — кивая, ответил Семену Семенычу коллега.

— И вовсе не пьяный я. Ну, подумаешь, рюмашку опрокинул… Не имею права, что ли, в конце рабочего дня! И вообще причем тут это?

— Шеф пьяных не любит…

— Он чего, через трубку что ли нюхает?!

— Может, и так, — Вася снова загоготал.

Он был очень высокий и худой и очень смахивал со своей длинной шеей на гусака.

— Нет, мне обидно, — перебил его Три Семерки. — Ладно бы какое дело крупное… А то… — Руденко махнул рукой.