Власть - монополия на насилие - Олег Кашин

По любой шкале опасностей Волков никакой угрозы не представлял даже для губернатора (для Кремля — тем более). Единственный в Заксобрании вечно недовольный депутат был бы даже симпатичной достопримечательностью местного парламента. Но не будет — точку в кампании Волкова поставил Верховный суд. Даже такой депутат в современной России невозможен. Система не допускает, чтобы даже в далеком региональном заксобрании был один голос у депутата, который не контролируется вертикалью. Избыточность политического контроля поразительная.

Они могли позволить Волкову стать депутатом. Могли (что, кстати, было более вероятно) позволить ему стать одним из проигравших кандидатов. Но даже это по нынешним меркам оказалось невозможной уступкой. Только снятие, только хардкор. В итоге вместо скучного депутата или проигравшего кандидата власть зачем-то получила еще одного несистемного политика. Скучно ей, видимо.

18 ноября. Я, может быть, ошибаюсь, но когда начальник Генштаба прогнозирует, цитата, «крупномасштабную войну, в том числе с применением ядерного оружия» — это должно быть сенсацией. Сенсация — это не только то, о чем газеты пишут на первой полосе, а телевидение делает экстренные выпуски новостей. Сенсация — это то, что всем интересно, что всех беспокоит или, как в случае с надвигающейся войной, пугает. Когда начальник Генштаба обещает войну, нужно или бежать, или закупать продукты, или идти в военкомат. А ничего этого не происходит. Видимо, так себе сенсация.

О будущей войне с применением ядерного оружия начальник российского Генштаба генерал Николай Макаров сказал вчера в специальном докладе о проблемах и перспективах перехода армии к новому облику. Происходило это в Общественной палате; это место, конечно, к сенсациям не располагает, но ведь не место красит человека.

При этом сенсации, конечно, никакой нет. Война — ну, война. Ядерная — ну хорошо, пусть будет ядерная. В докладе Макарова еще сказано, что «наиболее вероятной основой для вооруженного противостояния является антироссийская политика стран Балтии», и что «существующие противоречия в Арктике уже сейчас приводят к милитаризации региона», и, конечно, что «военно-политическим руководством ряда государств для достижения своих военно-стратегических интересов продолжают использоваться технологии цветных революций», которые «могут проецироваться и на Российскую Федерацию».

Но впечатляет, конечно, не то, что говорит Макаров, а вот это соотношение масштабности его прогнозов и ничтожности общественной реакции на его слова. И общество, которое не реагирует на начальника Генштаба, обещающего ядерную войну, относится к словам Макарова совершенно правильно, то есть никак. Он пугает, а нам не страшно.

Просто любые политические слова обесценились у нас почти до нуля. Я говорил на днях, что президента Медведева стало очень просто ловить на слове, и вот вчера подоспел свежий пример: Медведев тепло отозвался о советском народе как «единой общности» и сказал, что «эта модель работала», и все бы ничего, но во время Ярославского форума в сентябре Медведев тоже говорил об этой «единой общности», и тогда, по мнению Медведева, эта модель «оказалась теоретической». Что изменилось в истории советского народа за эти два месяца — черт его знает. Просто говорить можно что угодно, все равно никто не услышит, а если кто и услышит, то не воспримет всерьез. Даже интересно, какие слова должен произнести любой политический лидер — не обязательно Медведев, Путин или генерал Макаров, кто угодно, — чтобы все сразу поняли, что это действительно важные слова, а не то, что они говорят обычно.

17 ноября. Конечно, инициатива петербургских депутатов по поводу штрафов за «пропаганду гомосексуализма» — это именно то, что советская традиция предписывает называть перегибами на местах. Инициатива даже не глупая, а такая по-детски наивная. Три тысячи рублей штрафа — это один раз поужинать — за пропаганду (что такое пропаганда?) — смешно и глупо, конечно. Даже если первое чтение окажется не последним, и в Петербурге введут эти штрафы, самый мрачный сценарий, который можно вообразить — ну, перед очередным концертом условного Бориса Моисеева ему выпишут этот штраф, а потом Андрей Малахов посвятит такому эпохальному событию специальную телепередачу. Все.

А что действительно важно — новость о гомофобской инициативе законодателей Петербурга, переводимая на разные языки, так и будет всплывать в поисковиках по запросу «Положение геев в России», и в ежегодных правозащитнических отчетах, производимых всеми, какие только есть на свете, неправительственными организациями, будет написано, что во многих российских регионах геи подвергаются преследованиям, и социологические опросы свидетельствуют о росте гомофобских настроений в России, и вот еще хоругвеносцы опять обещали разогнать гей-парад, ну и так далее.

И потом, когда я приду брать интервью у какого-нибудь статусного единоросса или чиновника, отвечающего за пропаганду, и спрошу его, не стыдно ли ему за известные безобразия, сопровождающие любую предвыборную или пропагандистскую кампанию Кремля, он, глядя мне в глаза, скажет, что сам все прекрасно понимает, но «вы посмотрите, какой у нас народ — дай ему волю, он же начнет вешать на фонарях и геев, и инородцев, и журналистов, и вообще всех», и наверняка сошлется и на питерские штрафы, и на хоругвеносцев, и на «Русский марш» с «Манежкой».

Он скажет, что сам бы хотел, чтобы Россия была европейской и цивилизованной, но это ведь не от него зависит, а народец у нас диковат и темноват, поэтому власти, Кремлю приходится оставаться единственным европейцем, сдерживающим темную и беспощадную биомассу, населяющую просторы Российской Федерации.

Понятно, что этот миф — не единственное, на чем сегодня держится так называемая стабильность. Но, по крайней мере, одной из ее основ этот миф вполне можно считать. И каждая, даже курьезная, новость типа «Православные разогнали гей-парад» или что-то в этом роде, работает на укрепление этого мифа. Не знаю, оштрафуют в Петербурге Бориса Моисеева или все обойдется, но благодаря даже первому чтению поправок о штрафах для геев, российская стабильность уже стала еще стабильнее, чем была.

15 ноября. На прошлой неделе я уже говорил о рекламных плакатах «Единой России», очень похожих на плакаты Мосгоризбиркома, с призывом прийти на выборы. Напомню, тогда «Единая Россия» объясняла это совпадение особенностями работы рекламного агентства, которому и «Единая Россия», и избирком заказали плакаты независимо друг от друга. Теперь на ситуацию с плакатами отреагировал и мэр Москвы Сергей Собянин, и его реакция впечатляет.

Собянин, надо отдать ему должное, не делает вида, что во всем виновато рекламное агентство, тиражирующее один и тот же ход в работах для разных заказчиков. Собянин прямо говорит, что заказчик у этой рекламы один — власть. «Зачем лукавить? — говорит Собянин в интервью журналу «Итоги». — Когда говорим о «Единой России», подразумеваем, что в масштабах Москвы власти городская и партийная, по сути, выступают в одном лице, мы занимаемся теми же вопросами, решаем общие задачи. Было бы странно, если бы у партии власти оказались свои лозунги, а у городской администрации — другие».