Талант марионетки - Надя Дрейк

– Отчего же примадонна грустит в одиночестве? – Руки бегло коснулись сухие губы Марка Вернера, и Марго улыбнулась приятелю.

– Примадонна наслаждается минутой отдыха, – ответила она, шутливо оттянув пальчиком его слишком тугой воротник.

– Хм… когда вполне насладишься, поедем с нами в «Лягушку»?

– В притон, который держит тот пронырливый еврейчик? – Она приподняла бровь.

– Брось, бедный Лази в тебя по уши влюблен.

– И все равно мне не хочется ехать, – отмахнулась Марго. Через плечо Марка она заметила движение – мужчины подавали дамам пальто и накидки, собираясь уходить. Марго поставила опустевшую чашку на блюдце, встала и двинулась к Этьену. Тот широко улыбался, но за все это время ни разу не взглянул в ее сторону.

– Этьен, ты уходишь? – протянула она, опираясь на руку Марка.

– Мы едем в «Лягушку», – весело кивнул тот.

– А прекрасная Марго отказывается, – пожаловался Марк, снова целуя ее руку, прежде чем отпустить.

– Я немного устала, – она повела плечом, изучая Этьена. – Может быть, поедем домой? – Примадонна посмотрела на него из-под опущенных ресниц тем особым взглядом, который сулил многое, но мужчина лишь беспечно улыбнулся в ответ.

– Все-таки сегодня я в кабаре, – он нахлобучил на голову шляпу и выскочил за дверь вслед за пестрой толпой.

И не поцеловал ее на прощание.

Несмотря на привычное обилие цветов, флакончиков с дорогими духами и ниток жемчуга, щедро рассыпанных повсюду, гримерная навевала на Марго уныние. Она отложила щетку для волос и откинулась на спинку стула. Этьен быстро и прочно вошел в ее жизнь, и ей казалось, что он вечно был рядом с ней. За каких-то пять лет он стал ей ближе, чем кто-либо другой, едва ли не ближе, чем Рене Тиссеран. А как она ждала его возвращения с фронта, куда на несколько месяцев призвали почти всех актеров, как сходила с ума в ставшем ненавистным Бордо, куда труппу эвакуировали из осажденного Парижа! Зато какая радость ждала их после возвращения в не пострадавший театр, когда они обнаружили своих мужчин целыми и невредимыми! Но время шло даже для нее – признанной и всеми любимой примадонны. А Мадлен Ланжерар была многообещающей актрисой, и Марго несколько раз во время репетиций ловила себя на том, что восхищается ее свежей, искренней манерой игры. И восхищалась не она одна…

Она небрежно бросила пудреницу в ящик, оперлась локтями на туалетный столик и вгляделась в свое отражение. В сумрачном свете ламп лицо без макияжа казалось безжизненно-серым, ясно проступили морщины и темные круги под глазами. Она выглядела усталой. И к тому же стареющей. Ей приходилось покупать все больше кремов и пудры, а платья с высоким воротом, скрывающие немолодую шею, прочно вошли в гардероб актрисы. А ей всего сорок два. Но ее тревожили не только изменения во внешности – Марго все хуже себя чувствовала. Сегодня во время финальных поклонов она чуть не потеряла сознание от утомления, и слабость до сих пор не оставляла ее. Голову обручем сжимала ноющая боль, спину неприятно тянуло, ноги болели после трехчасового спектакля, в котором она изображала цветущую юную девушку.

Рене не нравилось, когда она приходила в подобное расположение духа. Другое дело та веселая молоденькая девушка, какой она когда-то была – с задорными ямочками на щеках и соблазнительными формами. Конечно, ее главной ценностью был талант, а не внешность, но все же… Когда он последний раз говорил с ней? Это случалось все реже и реже, а когда-то он восхищался ею и приходил в гримерную после каждого спектакля, чтобы похвалить или обсудить ту или иную сцену. Приносил ей цветы – они стояли неделями и не увядали, как будто были заколдованы. Но теперь…

Марго вздохнула. Нельзя долго оставаться на вершине славы. Ничто не вечно, разве что сам Рене. Она усмехнулась, вспоминая слова, которые не раз слышала от него еще девчонкой, когда вся жизнь и роли были у нее впереди. Тогда она легкомысленно относилась к ним: слава преходяща, вечен только театр. Теперь она ощутила это в полной мере. Но кто же, если не Рене, может понять ее и поддержать? Он вложил в нее столько сил, и не напрасно – она принесла Театру Семи Муз больше славы, чем любая другая актриса за всю историю.

С сожалением втиснув отекшие ноги в туфли, она решительно встала и гордо вскинула подбородок. Пусть она и начала увядать, Марго д'Эрбемон все еще признанная примадонна. Разве море цветов вокруг не свидетельствует об этом? Нет, она не собирается рано сходить со сцены.

В ответ на свои мысли она вдруг ясно услышала громкое и отчетливое тиканье. Часы в пустой гримерной отмеряли оставшееся время. Может быть, зря она не поехала с молодежью в кабаре – выпила бы немного вина, вспомнила бы, как приятно веселиться, ведь когда-то она все это любила. И по крайней мере сейчас была бы вместе со своим Этьеном.

Но раз его нет рядом, значит, она поговорит с Рене. Если бы еще эти дурацкие часы не тикали так громко!

Темные панели из полированного бука тускло отражали свет нескольких бра под матовыми абажурами: директор предпочитал рассеянное освещение. На чайном столике слева стояла массивная шахматная доска. Сколько себя помнила Марго, положение резных фигур на ней всякий раз было разным, хотя она сама ровным счетом ничего не понимала в шахматах. Над столиком висела пустая клетка, в каких обычно держат домашних птиц. Но клетка в кабинете директора пустовала, а сам Тиссеран на вопросы актрисы отшучивался, что его певчая птичка еще не прилетела. Как же давно это было! Камин справа от двери уютно потрескивал, и Марго привычно опустилась в черное кожаное кресло возле огня. Не говоря ни слова, Рене с улыбкой протянул ей бокал ее любимого ламбруско. Он всегда предугадывал ее приход.

Актриса взглянула на его приветливое лицо, которое чаще казалось замкнутым, и на сердце сразу стало легче.

– Меня беспокоит Этьен, – сказала она. – В последнее время он кажется мне каким-то отстраненным. Может, это глупо, но я волнуюсь за него.

– Моя дорогая Марго, – мягко произнес Рене, возвращаясь за письменный стол, где что-то писал до ее прихода, – ты же знаешь, как все тебя ценят. И как я ценю тебя. Вот здесь, – он приложил ладонь к груди, улыбнулся своей немного ироничной улыбкой, за которую она готова была пойти за ним хоть на край света. – Этьен вырос, причем значительно, и глупо делать вид, что он все тот же парень из глубинки. Ты сама знаешь, что он давно превратился во взрослого мужчину, а что до спектаклей, то я хочу рискнуть и дать ему главную роль в следующем сезоне.

– Не сомневаюсь, что он справится, – с толикой горечи вставила Марго, – но он сильно изменился.

– И это только на пользу и ему, и театру, – кивнул Рене, проницательно взглянув в ее глаза, и Марго ясно почувствовала ободряющее прикосновение его руки, хотя он сидел в нескольких метрах от нее. – Я думал, тебя взбодрит присутствие в театре свежей крови. И Этьен, и Мадлен – чудесные находки для нас, и я сделаю все, чтобы их способности раскрылись, и как можно скорее. Более того, я считаю, что ты должна помочь Мадлен, ведь у тебя есть опыт, которого пока ей не хватает.