Сингомэйкеры - Юрий Никитин

Глубоко вздохнув, она невольно сдвинула ногу ниже на парумиллиметров и тут же, выдыхая, вернула ее на место. Я сжал зубы, издевается,зараза, но не поддамся, я же мужчина, а не животное, а мужчиной считается тот,кто умеет открывать шампанское, пользоваться столовыми приборами и подавлятьсексуальные инстинкты.

— Но общество становится толерантнее, — произнеслаона задумчиво и с надеждой, — когда-то стена рухнет…

— Обязательно, — сказал я.

— И тогда люди перестанут стыдиться того, чего неследует стыдиться…

Колено ее сдвинулось ниже, еще ниже, наконец мои гениталииполучили свободу, которой совсем не обрадовались, а она, устраиваясь поудобнее,опустила голову мне на плечо. Я замер, когда она, все так же приудобливаясь,положила руку мне на грудь. Ладонь оказалась горячей, словно только что изкипятка.

— Перестанут, — проговорил я сквозь зубы.

Ее ладонь опускалась все ниже, очень медленно и дразняще. Ясжимал челюсти, все это подается как невинные прикосновения во времяинтересного разговора двух интеллектуалов, и если сейчас ее схвачу, то…конечно, вряд ли станет говорить, что я изнасиловал, но покажу себя человекомсо слабой волей, а во мне настолько силен инстинкт бойца, что мне важнее вотпо-мальчишечьи доказать свою стойкость, чем удовлетворить свои животныеинстинкты.

Ее ладонь то замирала, то снова сдвигалась, а когда яуловил, что движение подчиняется ритму моего дыхания, стал дышать глубже, чтобыладонь соскальзывала со вздымающейся груди дальше. Наконец ее пальцы коснулисьтого, чего должны были коснуться, обхватили, сжали.

Над ухом прозвенел ее тихий смех.

— Сдаешься?

— Нет, — прохрипел я.

— А так?

— И так не сдамся…

— А вот так…

— О господи…

Я ухватил ее грубо и жадно, рывком оказался сверху. Она засмеяласьпобедно, быстро выгнулась, ее длинные ноги оказались на моих плечах, а моипальцы погрузились в ее ягодицы, словно стальные крюки. Ее глаза сияли, кипящаялава тяжелыми волнами бьет в мозг, я выпустил из себя животное, но рулил им спомощью могучего интеллекта, который знает многое, ага, многое, и раз уж несовсем животное, тот должен уметь больше и здесь, в животности… В смысле бытьбольше животным, чем животные.

Наконец после долгой изнурительной схватки мы расцепили рукии упали рядом. Кровь стучит в виски, грудь вздымается, а рядом точно так жечасто дышит моя соперница, потом я услышал тихий смех.

— Да, — донесся срывающийся голос изтемноты, — мы переборщили с жареным мясом…

— Да еще со специями, — согласился я, жадно хватаяраскаленным ртом воздух.

— Завтра нужно исключить из меню…

— Обязательно, — согласился я. — Еще одинтакой оргазм, и я откину копыта!

— А я, — сказала она, — раз уж перенеслатакое, теперь все на свете выдержу.

Утром я проснулся, держа ее в объятиях, и долго выкарабкивался,стараясь не разбудить. А выкарабкиваться пришлось долго, наши тела такпереплелись, что и сам не сразу определил бы, где чья нога. Нудисткаперевернулась на спину, роскошные волосы разметались, закрыв всю подушку, и этопоказалось настолько эротичным, что я засмотрелся на них больше, чем на ужеотдохнувшие от моих жадных пальцев ее полные груди.

Я едва успел заказать обильный завтрак в номер, когда онапроснулась. Официант с коридорным вкатили столик и перегружали на большой стол,когда она вскочила и пробежала, сверкая голыми ягодицами, в душ.

У меня в голове вертелись, метаморфозировались ипреобразовывались новые идеи. Каким-то образом мозг ухитрился все же работатьнад проблемой, ради которой я и прибыл. Странное вообще-то ощущение. Вроде бы ятрахался, как распираемый гормонами молодой грузчик или новобранец, получившийнаконец-то увольнительную, но, как оказалось, трахался не совсем я, а толькочасть меня, другая же упорно работала над проблемой заслона для нелегалов.

После завтрака мы разбежались по делам, очень строгие иделовые. Она ничего не говорила о себе, но я понял, что замужем, к тому жеочень крепко замужем. Видно по тому, что даже не представляет жизни внезамужества. С той первой ночи, хотя нам отпущено всего четыре дня, она просто сталамоей женой де-факто. Мы не чувствовали себя любовниками уже утром. Онадержалась так, словно мы женаты лет двадцать. Да и я снова влез по уши в поискметодов обуздания этого жуткого наплыва нелегалов, проблема не только Испании,даже в Австралию прут, как лемминги. Словом, общался с нею, как со старымдругом в юбке, которого знаю еще со школы.

Поздно ночью, наскоро поужинав, ложились в общую постель,совокуплялись и мирно засыпали. Она просто и буднично рассказала особенностисвоей анатомии и физиологии, и я теперь учитывал, что у нее оргазмы толькоклиторальные, а вагинальных никогда не бывает, она учитывали мои, которые иособенностями назвать трудно, я со своими желаниями абсолютно статистическаянорма мужских предпочтений, утром мы завтракали и спешили по делам.

Надо сказать, что обоих нас такое устраивало как нельзялучше. Она, как и я, человек деловой, любовники и всякие интрижки ей толькопомеха, а вот такое стабильное — самое то. И в области секса, что вроде быкак необходим для цвета лица, так и вообще в обустроенности быта. Мы с этойкампанией по отмене дискриминации в гостиничном бизнесе вообще-то сделаливеликое дело. Сейчас командировочный, едва поселившись в номер, не начинаетлихорадочно листать справочник с предложением интимных услуг, не пытаетсяуговорить горничную, не забивает себе голову вариантами поиска, кого бы успетьтрахнуть, мы его сразу включаем в семейную жизнь, что в первую очередьблаготворно сказывается на его командировке и работе.

Фестиваль нудистов увидел только краем глаза дважды, когдапроезжал к ратуше, но лиц не рассмотрел, большинство размалеваны, вродестесняются, а в бодиарте как будто и не голые. Но другие довольно весело тряслисиськами, смеялись и принимали самые эротичные позы, что, впрочем, ни к чему ихне обязывало.

Еще на второй или третий день она поинтересовалась:

— Ну и как ваш этот… как его там… офтальмовский съезд?

— Офтальмологический, — поправил я. — Всеидет прекрасно, даже лучше, чем я предполагал.

Она поинтересовалась:

— Вы с докладом уже выступали?

Я замахал руками.

— Что вы, что вы! Никаких докладов.

— Почему?

— Я не настолько самолюбив, чтобы провалить бизнес,засвечиваясь так глупо.

— А что ж тогда прекрасно?

— Много народу, — сообщил я. — Массаерундовых докладов и много скуки. В этой серой толпе легко затеряться дажетакой глыбище, как я.