Тэртон Мандавасарпини был сумасшедшим - Анна Цендина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Радна владела несколькими европейскими языками, мечтала стать врачом, готовилась поехать в Петербург, но… вышла замуж. Аюур был красивым, образованным, умным, богатым, блестящим. Какой тут Петербург? О чем вы говорите? Родились две дочки.
Когда в Китае пала цинская династия (1911) и Монголия получила автономию, Аюур, охваченный идеей национального возрождения, ринулся служить новой монгольской власти. Многие буряты, имевшие, в отличие от монголов европейское образование, были призваны правительством Богдо-хана строить национальное общество и государство. Они стали учителями, чиновниками, министрами. Аюур получил высокий пост министра просвещения и горячо взялся за организацию светского образования, науки, печатного дела. Но тут грянул 1919 г. – вторжение армии Гоминьдана, выдворение их войсками барона фон Унгерна. Как пособника красных Унгерн схватил Аюура, который, как и многие, увидел в коммунистической идее возможность национального и социального подъема и всей душой поддержал ее. После долгих издевательств Аюур был расстрелян.
За Радной тоже пришли. Ее спасло то, что она в это время была у друзей. Когда вернулась домой, увидела, что дом разорен, а девочки спрятались у соседей. Оставив этим людям все, что у нее было, наказав им беречь девочек до ее возвращения, она обрила голову, надела монашескую накидку и, притворившись молодым монашком, ушла в сторону Бурятии. Радна ждала ребенка, но живот был незаметен под линялой красной тряпкой, которой она обмотала тело.
Побираясь и пробираясь, Радна дошла до Троицкосавска. Дом ее отца был сожжен, все расстреляны.
– Ой, зря ты пришла, девка, прибьют тебя здесь, уж больно зверствуют. И оставить тебя не могу – боюсь. Не кляни уж старуху, – сказала ей старая служанка.
Радна пустилась в обратный путь. В степи родила. Сама прибрала все, как положено – пуповину, прочее. Завернула мальчика в кусок своей накидки и пошла. Молока для малыша было вдоволь, а хлеба ей дала старуха-служанка. В Ургу Радна не собиралась. В восточной Монголии на севере жили буряты. Она слышала, что там, в захолустье недавно обосновался отцов управляющий. Этот расторопный, твердый мужчина был честен и предан отцу. «Может, у него пережду страшное время, – думала Радна, – а там, все успокоится, наладится…». Она еще не знала, что Аюура больше нет.
Ей встретилась группа солдат из отряда Унгерна.
– Вот это диво! – закричали они, – монашек малóй (Радна все еще была в одежде послушника), а рыбёночка сродил!
Они были веселые, пьяные, насильничать не собирались. Просто стали гонять ее между лошадей, толкать, хлестать плетками. Когда она упала, проскакали над ней. Вот и все. Сломали ребра и ногу, а мальчику даже не повредили ничего.
Пройдя несколько километров, Радна залезла в расщелину между камней, легла в нее и впала в забытье. Тут ее и нашел Джалбу.
Радна поправилась. Осталась лишь сильная хромота. Сын рос крепким на удивленье. Родственники Джалбу относились к ней хорошо, даже с некоторым почтением. Но надо было что-то решать. Однажды, когда Джалбу собрался на охоту, она вышла с ним.
– Сходил бы ты в Ургу. Узнал бы, как мои, что с ними. Найдешь мужа, расскажи ему, где я. Сама я идти боюсь, да и как на такой ноге дойду. Отплатить сейчас мне нечем, но время придет, поверь мне. На вот записку. Передашь.
Джалбу, не сказав ни слова, ускакал. Радна не сомневалась, что он отправился в Ургу. Понимала его без слов.
Через несколько дней Джалбу добрался до столицы. Он был там первый раз. Остановился у земляков. Поклонился бурханам в монастыре Дзун-хурэ и стал разыскивать родных Радны.
По адресу, который она назвала, никто не отозвался. Дом стоял пустой, соседей тоже не оказалось. В Урге на улицах мало народу было. Только-только выгнали Унгерна, люди еще боялись свободно передвигаться. Да и что придумает новая власть, не знали.
Но на рынке было людно.
Джалбу долго слонялся там, даже купил новую сбрую. Без всяких излишеств и украшений, но ладно и крепко сделанную. Очень она ему понравилась. Пока торговался, узнал, где тут буряты.
– Да вон, дед Дзундуй, он всех бурятов в Урге знает. Хлеб им продавал. Хороший хлеб пек. Сейчас муки нет, он на рынке приторговывает, – сказал хозяин сбруи.
– Здравствуйте, дедушка, – подошел к деду Джалбу. – Как поживаете? Хорошо ли проводите лето?
– Чего тебе? Надо что? Если надо, говори, если поболтать охота, проходи. – Дед был с норовом.
– Такого бурята Аюура не знаете? – напрямую спросил Джалбу.
– Тебе зачем?
– Надо дедушка. Жена его разыскивает.
– Радна-гуай? Жива? Ох-хо-хо… Убили его. Я сам видел, как он висел на столбе. Долго висел. Ум мани пад мэ хум!
– Убили? А дочки?
– Одна у китайца Цзо-Линя в лавке прибирает. На Широкой китайской спросишь, каждый тебе укажет. Старшая – в наложницах у князя Со. Красавица, вот старый развратник и взял ее. Ты вот что, много не болтай. Давай я тебя в лавку отведу. Мол, чаю попить зашли. Пойдем! Я их уважал очень, хорошие люди были.
В лавке было темно, жарко, едко пахло китайской пищей. Два китайца играли на пальцах и пили на спор водку.
– У джин хуашу даглая дуя… – пели они и выкидывали пальцы.
В углу компания торговцев отмечала сделку.
Джалбу заказал две пиалы с хуйца92, чаю и водки. Дедушку надо было поблагодарить. Тот сразу подобрел, перестал брюзжать.
– Хе-хе, давай, – радостно опрокинул он первую чашечку с водкой.
– Где девчонка? – нетерпеливо спросил Джалбу.
– Да вон она, – громко закричал дед Дзундуй. – Эй, дочка, иди-ка сюда!
К ним подошла грязная девочка лет десяти.
– Ты дочь Радны? – спросил Джалбу.
Девчонка еле заметно кивнула.
– На вот, от мамы записка.
Джалбу достал бумажку. Что было на ней написано, он не знал. Какие-то закорючки. Радна из опасения написала ее на французском языке. Но будь это русский, китайский или монгольский, Джалбу все равно не смог бы прочитать. Грамоте он так и не выучился.
Девчонка прочитала и сжала записку в кулачке.
– Сестра где?
– Там, – прошептала девочка.
– Пойдем, покажешь.
Они вышли. Дедушка остался. Очень ему хотелось допить водку и доесть хуйцу.
Князь Со жил за высоким забором. Джалбу с девочкой долго ждали возможности увидеть старшую дочь Радны. Вдруг появились две молодые девицы, возвращавшиеся домой верхом. В нарядных костюмах, навеселе.