Серый Ангел - Олег Маркеев

На экране возник Мещеряков. Сначала только лицо. Очень крупно. Он, закрыв глаза, старательно глубоко дышал, меняя ритм.

Злобин невольно стал повторять за ним вполсилы, так глубоко и мощно не смог бы. Но даже после пары вдохов-выдохов в голове образовалась пустота. Показалось, что в уши входит тихая, едва слышная мелодия флейты.

Он затряс головой, потянулся к пульту. Но рука вдруг ослабела и безвольно упала на колено.

— Э-э-эль-ма-а-а, э-эль-ма, — затянул с экрана Мещеряков.

Камера скользнула вниз. Стало видно, как высоко поднимается его грудная клетка и вибрирует диафрагма. В теле его, мимоходом отметил Злобин, ничего стариковского не было, сух, поджар и по-молодому подтянут.

По экрану скользнула тень, на секунду закрыв Мещерякова, послышался ритмичный перезвон. В низкую вибрацию мужского голоса вплетался серебристый женский. Они выпевали странную, замысловатую мелодию, синхронно акцентируя выдох.

От этих звуков задрожало солнечное сплетение, на секунду в глазах потемнело. Злобин попытался встать, стряхнуть с себя оцепенение.

— Смотрите, — раздалось за спиной.

Горячая ладонь легла ему на затылок.

На экране Мещеряков встал во весь рост. Камера отъехала назад, и стала видна женщина. Обнаженная, как и Мещеряков. Она, плавно покачивая бедрами, топталась на месте, отчего мерно позвякивали браслеты на тонких лодыжках и волной ходили распущенные по спине смоляные волосы.

Женщина подошла к Мещерякову, обняла, закинув руку ему на затылок. Приподнялась на цыпочки и обхватила ногой талию Мещерякова. Он напряг мышцы, и ножка женщины оторвалась от пола. По телу женщины пошла плавная волна. Она сладострастно рассмеялась, откинув назад голову.

Злобин силился отвести глаза от экрана, но взгляд словно прилип к слившимся телам мужчины и женщины. Они синхронно начали выводить тягучую мелодию, в такт которой ожило и завибрировало тело женщины.

Рука крепче сжала затылок Злобина. Он почувствовал, что острые ноготки медленно входят в спину. Под копчиком ожил горячий водоворот, забурлил, корежа нутро. Потом огнем выстрелило через позвоночник в голову…

…Нагая Богиня тянула к нему руки, звала за собой в пляшущее пламя. Он стоял, боясь сделать не шаг, а даже движение навстречу ее рукам. Богиня строго сдвинула черные брови, но на губах продолжала играть сладострастная улыбка. Она резко развернулась, хлестнув его по лицу шелковой плетью волос. Он отшатнулся, оглушенный запахом ее волос и резкой болью. Губы обжег поцелуй. Он почувствовал остро-кислый вкус крови. Шагнул — как упал — вперед. Горячие сильные руки обхватили его, утянули за полог огня…

…Мещеряков сидел на табурете спиной к дверям. Вслушивался в голоса, бубнящие в коридоре.

Послышались шаги. Мещеряков вжал голову в течи.

— Можно посмотреть? — Шевцов наклонился и взял со стола зажигалку.

— Осторожнее, это очень редкая вещь, — предупредил Мещеряков.

— Спецназ? — Шевцов посмотрел на эмблему на зажигалке.

— Боевые пловцы ВМФ Америки, — пояснил Мещеряков. — Все ее владельцы погибли, имейте в виду.

Шевцов хмыкнул.

— Кончай его, Доктор! — раздался из коридора голос Самсонова.

Мещеряков оглянулся.

Шевцов резко ткнул ему зажигалкой в горло.

Мещеряков захрипел, стал заваливаться набок.

— Боров, поддержи его! — крикнул в коридор Шевцов.

Самсонов вошел в кухню…

…Треснуло стекло, и в квартиру ворвался свежий ветер. Закрутил штору, сбил бумажки со стола. Путаясь в шторе и чертыхаясь, в квартиру через балконную дверь вломился человек. Потянул носом, принюхиваясь.

Сбросил с ног ботинки, подхватил их и быстро пробежал в кухню. Тряпочкой протер стол, выключатели на плите. Наклонившись, посмотрел на чашку на столе. Чертыхнувшись, мазанул углом тряпочки по стенке чашки.

У распахнутого окна на полу стояли тапочки Мещерякова. Человек надел их. Достал из-под мойки тряпку, пятясь, протер пол до прихожей. Обулся там в свои ботинки, вернулся на кухню, поставил тапочки на пол. В дверь грохнул удар.

— Пак, ты живой там? — раздался зычный голос. Пак вздрогнул, прыжком оказался в прихожей.

Завозился с замком.

— Тут мудреная система! — крикнул он в дверь.

— Пальчики не сотри, — посоветовали с той стороны.

— Не учи ученого, — ответил Пак, тщательно затирая кнопку стопора…

…Из огня выскочила Шакти, засмеялась в лицо. Ткнула пальцем ему в горло…

…И Злобин провалился в темноту.

* * *

Он проснулся как от толчка. Осмотрелся. Белая комната была залита солнечным светом.

Его одежда была аккуратно сложена рядом. Места на тахте хватило.

Злобин потряс головой. Странно, он ожидал чего-то, напоминающего похмелье, но никаких признаков не обнаружил. Голова работала четко и ясно. Во всем теле играла упругая сила. «Вот влип!» — простонал он.

— Пора вставать! — раздался из кухни голос Юлии.

«Чертова баба!» — выругался Злобин.

Он вскочил на ноги, быстро оделся.

Ланселот

Кто-то из современных американских авторов (Злобин не помнил, кто именно, кажется, Ирвинг Шоу) сказал, что нет ничего скучнее совместного завтрака двух случайных любовников. Оба знают, что продолжения не будет, говорить не о чем, да и не хочется, сидят, пьют кофе с тостиками, натянуто улыбаются и косятся на часы. В общем, сплошная политкорректность.

Ситуацию, в которую попал Злобин, только полный кретин посчитал бы скучной. Ого! Прокурор в постели у свидетельницы — это, конечно, не смешно, но вовсе не скучно. Кому надо могут так повеселиться за счет подставившегося, что всю жизнь ему икаться будет. «Да, влип так влип. По самое не балуй!» — костерил себя Злобин.

Разыгравшееся воображение уже рисовало кошмарную сцену просмотра видеозаписи в кабинете у руководства. И не ту, где Мещеряков дышит, как сивый конь, а где он, Злобин, и эта черная кошка. По всем канонам тантры, во всех позах и ракурсах.

Он закурил, нервно щелкнув зажигалкой.

По Юлии невозможно было определить, что же произошло ночью. Выглядела она по-домашнему умиротворенной. Сейчас на ней был длинный, до пят, халат, при появлении Злобина она целомудренно запахнула его на груди. Лицо все еще без косметики, но свежее, словно она великолепно выспалась. Волосы вымыты и заплетены в косу, наспех перехваченную сиреневой ленточкой. Она хлопотала у плиты, мурлыкая себе под нос какую-то песенку. «Не раскисать! — приказал себе Злобин. — Из партии один хрен не выгонят — нет теперь КПСС. Под служебное расследование еще не подвели. Значит, еще живем. А раз живем, надо работать».