Недостойная - Анна Шнайдер

— Да… спасло… Но… — Мальчишка отвернулся и посмотрел на Валлиуса. — Я… конечно, я не уверен, пусть Велмар тоже… Но…

— Ну?! — хором прорычали Брайон и Арманиус.

— Я думаю, действие этого кольца необратимо, — произнёс Рон с болью в голосе. — И Эн потеряла память… навсегда.

Берт ввалился к себе домой поздно вечером, уставший настолько, словно несколько суток воевал с демонами Геенны.

Сказанное Янгом поразило Арманиуса настолько, что на несколько мгновений он онемел. А вот Брайон явно ожидал нечто подобное, врач всё-таки, и лишь устало кивнул, поглядев на Эн с ласковой болью и горечью.

Потом она проснулась. И опять сразу обратила внимание на Берта, улыбнувшись ему. Всех остальных словно не замечала, пока Рон не сделал шаг вперёд, подходя ближе к койке, и не спросил шёпотом:

— Как ты себя чувствуешь, Энни?

Тогда она перевела взгляд на Янга, облизнула губы и ответила:

— Хорошо. Только есть хочу. А ты кто?

— Я Рон. Твой друг. Мы с тобой вместе учились в университете.

Эн нахмурилась, явно пытаясь вспомнить, и от этого жеста Берту стало больно физически.

— В каком университете?

Янг оглянулся и неуверенно посмотрел на Валлиуса.

— В магическом, — ответил Брайон и сел на табуретку рядом с койкой Эн. — Не волнуйся, милая, ты потом всё вспомнишь. А то, что хочешь кушать — это хорошо. Значит, выздоравливаешь.

Она радостно и немного по-детски улыбнулась, неожиданно став похожей на маленькую девочку. И Берту показалось, что он видел у неё такую улыбку… но не сейчас, а когда-то… давно.

Ерунда, быть не может…

— Сейчас тебе принесут что-нибудь поесть. Что ты хочешь, Энни? — продолжал говорить Валлиус. — Будешь кашку?

— Буду, — Эн кивнула. — И пить тоже хочется.

— И пить принесут. Компотик клюквенный тебе, как выздоравливающей. Ничего не болит?

— Не-ет, — она помотала головой. — Голова только чуть-чуть. И спать хочется.

— Это скоро пройдёт. Вот как поешь, так и станет легче.

— Хорошо! — Эн снова посмотрела на Арманиуса. — А ты, Берт? Ты не хочешь кушать?

Рон изумлённо вытаращил глаза, и Валлиус, кажется, тоже слегка удивился.

— Хочу, — ответил ректор, кашлянув. — Честно говоря, даже очень.

— Я так и думала, — сказала Эн с детской важностью. — Тебя тоже надо покормить!

Янг всё таращился, а Брайон, отойдя от первого впечатления, уже улыбался.

— И ему мы кашку принесём, Энни. Видишь ли, Берт — как ты, выздоравливающий.

— Хорошо! — она вновь улыбнулась и вдруг чуть покраснела. — А ты… со мной пообедаешь?

Арманиус даже не сразу понял, что это к нему обращаются. Но вместо него ответил Валлиус:

— Конечно, пообедает. Мы сейчас выйдем ненадолго, а потом Берт к тебе вернётся вместе с едой. Ты пока отдыхай, ладно?

— Ладно, — покладисто согласилась Эн, широко зевнув.

Они вышли из палаты, и главный врач, посмотрев на часы на своём браслете связи, повернулся к Арманиусу.

— Сейчас не обеденное время для больных, но каша с завтрака наверняка осталась и компот уже сварили, попроси принести. Кухня там, — он махнул рукой куда-то в конец коридора, — оттуда пахнет, найдёшь. У меня через полчаса операция, вернусь, я думаю, как раз к приезду Велмара. Рон, тебе я за это время советую пообедать. Столовая на первом этаже.

— Так сейчас же не обеденное время? — удивился Янг, и Валлиус пояснил уже на полпути к выходу из реанимации:

— Это у больных. Для медицинского персонала еду готовят с восьми утра и до восьми вечера.

Чуть позже Рон ушёл в столовую, а сердобольная санитарка, всё время приговаривающая «бедная наша Энни, бедняжечка» принесла Берту поднос, на котором стояли две тарелки с кашей, блюдце с двумя бутербродами с колбасой и кувшин с компотом. Арманиус поблагодарил её и, войдя в палату к Эн, замер, увидев, что она стоит возле окна в одной белой ночной рубашке и с любопытством ребёнка наблюдает за снегопадом на улице.

Обернулась — и расцвела улыбкой. И не только улыбкой, но и трогательным румянцем на щеках.

— Я принёс обед, — сказал Берт, ощущая себя полным идиотом рядом с этой незнакомой Эн. — Садись.

Рядом с окном стоял маленький столик, и Берт, придвинув к нему два стула, усадил на один Эн, а на второй опустился сам. Поставил перед ней тарелку с кашей, дал ложку и налил компот в стакан.

— Спасибо! — поблагодарила она восторженно и принялась за еду с искренним аппетитом.

А вот Арманиус есть практически не мог. От всей этой ненормальной ситуации подташнивало, и хотелось выть от бессилия и страха за то, что сказанное Янгом может быть правдой.

— А с тобой мы тоже учились вместе? — спросила Эн, доев кашу, и принялась за бутерброд.

Вот… и что сказать?

— Не совсем. Я был одним из твоих преподавателей.

Она испуганно вытаращила глаза, и Берт исправился:

— Был. Ты уже закончила университет, и сейчас я — твой друг. А еще ты меня лечишь.

— Лечу… — пробормотала Эн задумчиво. — Я врач?

— Да. Ты очень хороший врач и маг.

— Здорово! — почему-то мысль о том, что она врач и маг, её очень обрадовала. — А ты кто?

Говорить о своём ректорстве точно не стоило, и Арманиус пояснил:

— Я охранитель.

Эн нахмурилась.

— Охранитель? А что ты делаешь?

И пока она доедала бутерброд и ела компот, а каша в тарелке Берта безбожно остывала, он рассказывал Эн о том, кто такие охранители, о Геенне и об Альганне в целом.

Она не помнила совсем ничего и задавала такие вопросы, что он иногда замирал от ужаса, понимая: сознание Эн превратилось в чистый лист, на котором нужно что-то писать, иначе она не сможет жить в этом мире.

И он говорил, говорил, говорил… Пока она не утомилась настолько, что стала засыпать, сидя за столом, и Берту пришлось на руках относить её обратно в постель, замирая от двух противоречивых желаний — прижаться щекой к мягким волосам и завыть от осознания того, что в его руках находится не прежняя Эн, а лишь её физическая оболочка.

Велмар приехал еще через час, когда Эн крепко спала, Валлиус вернулся с операции, а Рон пообедал и нервно бегал по коридору, периодически останавливаясь возле палаты и глядя на свою подругу полными отчаяния глазами.

Берту и самому хотелось побегать, но сил не было, и вообще он ощущал себя очень странно — с одной стороны, уставшим и разбитым, а с другой — что-то бурлило в груди, будто он выпил слишком много шампанского.