Дочь короля - Вонда Нил Макинтайр

«Ив?..» Перед нею стоял ее брат, бледный как мрамор, бледный как смерть, с его ладоней, с его лба сочилась кровь. Она увидела его столь же отчетливо, как будто песня русалки претворилась в свет, но спустя миг видение исчезло.

Песня смолкла.

– Ив?! Где ты?

Внезапно хлынувшие слезы размыли и ярко освещенные окна дворца, и пламя факелов. Она отерла глаза тыльной стороной ладони, подхватила повыше юбки и бросилась бежать.

Мари-Жозеф мчалась к дворцу, по ее лицу струились слезы, туфли промокли от росы. Однако у нее хватило присутствия духа взбежать по черной лестнице в надежде, что ее никто не заметит.

«Надо перестать, – лихорадочно соображала она, – надо перестать плакать, надо идти, а не бежать, надо идти торжественным, размеренным шагом, едва касаясь юбкой пола, чтобы никому не дать повод сказать: „Вот крестьянка, подобрала юбки выше колен!“»

Она взбежала по узким ступенькам на чердак, едва сдерживая рыдания, судорожно хватая ртом воздух, и распахнула дверь в комнату Ива, освещенную одной-единственной свечой. Ив застегивал рясу, а рядом нетерпеливо переминался с ноги на ногу лакей в королевской ливрее.

Мари-Жозеф влетела в объятия брата.

– Сестра, что случилось?

Он прижал ее к себе, и само его живое присутствие было ей утешением.

– Мне привиделось, что ты умер, мне показалось…

– Умер? – переспросил он. – Ну вот еще! – Он улыбнулся. – Даже не сплю, хотя и очень хотел бы. Что тебя так напугало?

– Ваша милость… – напомнил слуга.

– Хорошо, иду, уже иду.

Ив снова обнял ее, живой, теплый, надежный. Он достал платок и отер слезы с ее щек, как будто они вернулись в детство и она вновь стала маленькой девочкой, ударившей ножку о камень.

– Мне показалось…

Видения, представшие ей во мраке сада, рассеялись в свете свечей в его комнате.

– Я кормила русалку…

– В темноте? Ничего удивительного, что ты так испугалась. На будущее не стоит ночью гулять по саду в одиночестве. Бери с собой Оделетт.

– Ты прав, наверное, это все из-за темноты, – согласилась Мари-Жозеф, не переставая думать: «Как странно, раньше я никогда не боялась темноты».

– Ваша милость, прошу вас…

– Не называйте меня так! – осадил Ив лакея. – Иду.

– Куда ты? – спросила Мари-Жозеф.

– К его величеству. Препарировать русалку.

Фонтан люминесцировал, наполняя шатер свечением не то гнилушек, не то блуждающих огоньков. Сияли раковина тритона, копыта и морды солнечных коней, словно они неслись по холодному пламени и выдыхали его из ноздрей.

Мари-Жозеф зажгла фонари; свечение исчезло. Русалка посвистывала, напевала и плескалась, надеясь привлечь внимание Мари-Жозеф.

– Я не могу сейчас играть с тобой, русалка, – прошептала Мари-Жозеф. – Вот-вот прибудет его величество!

Она проверила, точно ли атласные ширмы непрозрачны и надежно ли скрывают от взора живой русалки мертвую, а потом отвела наброшенный на тело парусиновый саван. Под ним обнажился труп, на пол посыпались опилки, зазвенел колотый лед. На парусине расплылись пятна противогнилостного раствора и запекшейся крови. Взору Мари-Жозеф предстали вскрытые ребра морской твари, с которых Ив уже совлек кожу и мышцы. Одна рука и одна нога были рассечены до кости.

Возле шатра раздались скрип королевского кресла на колесах, хруст гравия под лошадиными копытами, тяжелые шаги. Ив поклонился его величеству и графу Люсьену. Глухонемые слуги ввезли кресло в шатер. Граф Люсьен шагал рядом. За ними четверо носильщиков внесли портшез с белыми бархатными драпировками в золотых кистях. Мари-Жозеф плотнее завернулась в темный плащ Лоррена, стоя рядом с ящиком для живописных принадлежностей и надеясь как можно меньше привлекать к себе внимание.

– Я счел за лучшее исследовать внутренние органы морской твари без посторонних, – объявил король.

– Ваше величество, – сказал Ив, – морские твари – обычные животные.

Глухонемые подняли кресло на дощатый помост и подвинули его к секционному столу. Следом носильщики опустили на помост портшез и поспешно покинули шатер.

Его величество не стал отпускать глухонемых; он почти не замечал их существования. Граф Люсьен, слегка опиравшийся на трость, не отходил от короля ни на шаг. Мари-Жозеф в ответ на его вежливый кивок быстро присела в реверансе. Ив помог его святейшеству выйти из паланкина и подвел его к креслу.

Лицо старца побледнело от изнеможения, он тяжело опирался на руку Ива. Его величество встал с кресла и, прихрамывая, прошел к секционному столу, лишь немного опираясь на плечо графа Люсьена. Казалось, он не в силах отвести зачарованный взгляд от морской твари. Людовик не обнаруживал никаких признаков усталости, хотя и бодрствовал всю ночь; даже подагра не терзала более его ногу.

– Все свойства русалки, которые я успел изучить, – начал Ив, – все мышцы, все кости имеют соответствие у всех млекопитающих, известных натурфилософии.

– Отец де ла Круа, – прервал его король, – я поручал вам не установить, что объединяет морских тварей с прочими, а определить их неповторимые черты.

– Сейчас я это выясню, ваше величество.

Ив взял самый массивный ланцет.

– Ты готова, сестра?

Мари-Жозеф положила в ящик чистый лист бумаги.

Ив вскрыл брюшную полость русалки, обнажив внутренние органы. Желудок и кишечник сморщились, плоские и пустые. Возможно, водяной до конца сопротивлялся попыткам накормить его силой. Мари-Жозеф было жаль его, но втайне она радовалась, что, когда Ив пронзит внутренние органы водяного, они не лопнут, залив своим содержимым его величество и его святейшество.

– Кишечник довольно короткий для существа, кормящегося главным образом водорослями и лишь иногда лакомящегося рыбой, – заключил Ив. – Отсюда я делаю вывод, что водоросли легко перевариваются.

Он аккуратно вырезал кишки, по ходу вскрытия делая наблюдения и замеры, забирая образцы и помещая их в банки со спиртом. Мари-Жозеф зарисовывала все стадии вскрытия, насколько позволял ей слабый свет фонаря. У морской твари обнаружился аппендикс, несвойственный большинству животных. Ив вырезал почки, поджелудочную железу, мочевой пузырь; он даже поискал в желудке и почках камни. В нижней части брюшной полости не оказалось ничего необычного или удивительного. К таким результатам можно было прийти, препарируя тело любого животного или даже человека.

Его величество взирал на этот процесс с растущим нетерпением, а его святейшество – с растущей неловкостью. Граф Люсьен оставался совершенно невозмутимым.

Ив вскрыл долотом грудину. Он отделил грудную клетку, обнажив легкие и сердце.

– Так я и думал, – пробормотал Ив. Он осторожно прощупал грудную клетку, отведя в сторону доли легких, чтобы открыть сердце и различные железы. – У этого существа нет органов, присущих рыбам, например жабр или плавательного пузыря. Оно более напоминает дюгоня. И, как вы заметили, ваше величество, оно обладает всеми внутренними органами, свойственными обычным млекопитающим.