Свеча Хрофта - Дарья Зарубина

И бессильно опустилась на траву рядом с лежащим на земле жеребцом. Заплаканный парнишка Эймунд держал на коленях тяжелую голову коня. Слейпнир хрипел, с его губ падала клочьями розовая пена.

Будь на его месте другой конь, Рунгерд бы, не сомневаясь, прекратила страдания несчастного животного. Но это был Слейпнир. И девушка позволила себе лишь спрятать слезы, уткнувшись в его блестящую шерсть, и надеяться, что кровь богов, текущая в жеребце, не позволит ему погибнуть.

Она приказала перенести Слейпнира в сарай и послала Эймунда за Отцом Дружин.

Хрофт не сказал ни слова. Он лишь положил руку на голову коня, погладил его по шее и вздымающимся рывками бокам. И остался сидеть рядом, устроившись на соломе.

— Эймунд и я побудем с ним, — проговорила Рунгерд, пытаясь разрушить мертвую тишину, что повисла между ними, отгородив Отца Дружин невидимой стеной, которую Руни так хотелось сломать.

— Не надо, — ответил Хрофт тихо и устало. От тона его голоса слезы навернулись на глаза девушки. Сидевший перед ней могучий воин, положивший руку на перепутанную, слипшуюся от крови гриву Слейпнира, не был тем, кого она знала. Не Один и не Хрофт, бледная тень Хрофта. Пустая оболочка, которая на ее глазах заполнялась болью и чувством вины. — У тебя достаточно дел в лагере. Теперь, благодаря твоей лжи, у нас есть армия. И ее надо накормить и устроить на ночлег. Благо Балин позаботится о своих сам. Но те, кого ты заставила принести мне клятвы…

— Я не заставляла, — вскрикнула Рунгерд. — Я всего лишь хотела остановить эту бойню. И подействовало. Ты в этом обвиняешь меня, Отец Дружин?

Она не боялась быть резкой и злой. Потому что даже его гнев, его злость, его брань были лучше, чем это мертвое безразличие.

— Ты бы хотел, чтобы они перегрызли друг другу глотки, а заодно мне и моим людям? Тогда ты смог бы спокойно вернуться к своим пирушкам и девкам! — Рунгерд и сама не ответила бы, отчего образ воительницы, что бросала жадные взгляды на Родителя Ратей, словно стальная заноза, засел ей в сердце.

— Ты солгала, — проговорил Хрофт, не обратив внимания на запальчивые речи девушки и по-прежнему не желая удостоить ее взглядом.

— В чем же? — Ярость Рунгерд готова была выплеснуться наружу потоком брани. — Попыталась успокоить людей, которых какая-то скотина выхватила из своего мира и перенесла в наш, чтобы они друг друга перебили, рвали друг другу глотки. И все — с простой целью: сломать Всемогущего Хрофта. Разве не так? Они привели и тех, кого ты выручал в других битвах, да?

— Да, — отозвался Отец Дружин. Он зябко повел плечами и с неохотой окинул взглядом конюшню. Рунгерд, верно истолковав этот взгляд, сняла и подала Хрофту свой плащ. Он тотчас набросил его на плечи, едва слышно буркнув слова благодарности. Но это, казалось, еще больше рассердило девушку.

— И вместо этого я всего лишь сказала им, что они теперь твои воины. Да, я заставила их думать, что они мертвы, но эти люди верят, что они — воины бога!

— Но я — не бог. — Хрофт впервые за последнее время посмотрел Рунгерд в глаза, и она невольно сделала шаг назад, столько было в его взгляде невыносимой муки.

— Зачем ты так говоришь? Ты Один, Владыка Асгарда! — пролепетала она, отступая.

Хрофт не ответил. Он просто протянул ей руку ладонью вверх. На этой широкой, грубой ладони воина виднелись две алых полосы — след ножа ангханской воительницы. Они уже должны были зажить, затянуться, как затягивались на теле Древнего Бога и более серьезные раны. Но порезы оставались свежими, из них еще сочилась кровь.

Рунгерд зажала себе рот рукой, словно боясь, что, выговорив страшную правду, она лишит себя и Хрофта последней надежды. Отец Дружин сделал это за нее.

— Я больше не бог, дорогуша, — ответил он надменно. — Как-то ты назвала меня богом смертных. Так вот… теперь у смертных нет бога. Зато есть своя земля. Не целый мир, однако довольно большая часть его. На много миль вокруг нет ни крупицы магии. Ни во мне, ни в Слейпнире. Ни в одном из твоих друзей-альвов. Нет колдовства, нет магов и чародеев. Только земля и люди. Вот Бран порадовался бы такому повороту.

Хрофт усмехнулся собственной невеселой шутке.

— Прости, я… — Руни не знала, что сказать или сделать. Будь ее воля, она взяла бы назад все обидные и злые слова, что наговорила.

— Иди и займись делом, — резко оборвал ее Хрофт. — И попроси мальчишку, чтоб он принес мне что-нибудь потеплей. По ночам здесь, мне помнится, всегда собачий холод.

Люди, казалось, только и ждали — приказа. Лучшая тысяча хединсейского тана состояла из истинных воинов. Они сражались в битвах не ради наживы, не ради призрака славы или жажды крови. Они сражались за своего тана. Война была их жизнью, их работой. И работу свою они привыкли делать хорошо. А вот сидение без дела буквально изводило хединсейцев. Первое время после падения Молодых Богов, когда Хьёрвард и ближние миры были, казалось, одним общим полем битвы, объятым пламенем и залитым кровью, воинам Хагена всегда находилось дело. Было где разгуляться мечу. Но Хедин и Ракот не тратили время даром, и огромная чаша Упорядоченного медленно возвращалась в Равновесие. Благословенный мир и будничный покой, тот самый Порядок, по которому так скучали жители Упорядоченного, пришелся не по душе воинам Хединсея. И Хаген готов был поклясться, что заметил радостный блеск в глазах своих людей, когда Борен-тысячник объявил им волю тана.

Хаген не стал торопить людей, чтобы не сеять панику. Купол не двигался, Девчонка и Отец Дружин не предприняли ничего, и Хаген был уверен — не предпримут. Пестрое, разномастное воинство Рунгерд хоть и могло по численности сравняться с тысячным отрядом тана, но это были лишь мелкие группки людей, сброшенных рукой чародея в общий котел битвы. В то время как тысяча Хагена в сотнях битв и походов превратилась в единое целое, плотно сжатый кулак. Кулак, способный разбить вдребезги любое сопротивление сброда, который называет своей армией Девчонка.

Хаген дал своим людям сутки на сборы. Они выступили следующим утром. Тан был уверен, что Учитель перенесет его самого и его воинов к самому лагерю Хрофта, но Хедин ответил, что купол, поставленный Отцом Дружин, не преодолеет даже его волшба. Единственным, чем мог помочь Познавший Тьму, — перебросить воинство Хагена к самой границе Земли людей. А оттуда хединсейскому тану и его отряду оставалось лишь войти под купол и преодолеть оставшееся расстояние пешком. Это казалось не таким уж сложным. До лагеря было от силы часов восемь пути.

Как ни старался Хедин перебросить хединсейских воинов поближе к запретной для магов черте, им пришлось добираться до границы между закрытым и открытым Хьёрвардом еще около полутора часов. К тому моменту, как Хаген достиг края купола, солнце уже давно взошло, и жар набирал силу. Тан знал, что жара — не помеха для его воинов, и они без особенного труда преодолеют расстояние до лагеря Девчонки к двум часам пополудни. И если не задерживаться в пути и действовать быстро, есть шанс застать Хрофта врасплох.