Послание в будущее - Паата Шалвович Амонашвили

Шампоани в Милан, где присутствовала на торжественном шабаше, а вместо себя в кровати мужа ты оставила дьявола, который принял твой образ и ввел мужа в заблуждение, совершив с ним суккубство. Ваш шабаш проходил на покинутом кладбище, рядом с виселицами у развалин монастыря. Чтобы попасть на шабаш, ты пользовалась специальной мазью, приготовленной из печени детей, умерших некрещеными, села верхом на помело и вылетела из трубы. Перед твоими магическими словами отступали ветер, буря, дождь, время, расстояние, тьма и иные помехи. На шабаше ты издевалась над христианской службой, пиршествовала, танцевала и участвовала в оргиях с сатаной. С первыми лучами солнца ты полетела обратно, точно пуганая ворона. По пути ты бросала свои мази и яды на жатву и тем самым погубила весь урожай. У дома ты обернулась в кошку и так вернулась незамеченной. За указанные преступления против канонического права ты будешь подвержена наказанию через сожжение на костре. Этот приговор озвучен мной на основе твоего признания, в присутствии собравшихся на этой площади людей.

Палач проверил, крепко ли привязана к брусу измученная, окровавленная и ополоумевшая ведьма, которая повторяла еле слышно:

— Чтоб вы все горели в аду!

Забили барабаны, и таким же образом вывели другую голую женщину, и привязали ко второму брусу.

Гергенроттер объявил приговор и ей:

— Анжела Лабарт из Тулузы, ты обвиняешься в сожительстве с дьяволом. Под пытками ты призналась, что отдавалась сатане и родила от него чудовище с волчьей головой и хвостом дракона. Чтобы прокормить свое чудовище, ты каждую ночь крала маленьких детей и варила из них похлебку. Так ты сгубила пятьсот детей, пока тебя не поймали, и тогда инквизитор Гуго Леонид добился от тебя признания под пыткой. За совершенные преступления против канонического права, ты будешь подвержена наказанию через сожжение на костре.

Лохелиус почувствовал, что ему плохо. Он не мог дальше смотреть на эту сцену. В его воспоминании ожили образы того, как его собственную маму так же привязали к брусу голой, так же обвиняли в том, чего она не делала, а затем безжалостно сожгли на его глазах.

Лохелиус решил уйти с площади, но, развернувшись, заметил, что за его спиной стоит грозный Ришелье.

Он спросил:

— Ваше высокопреосвященство, неужели вы хотите по — кинуть акт Божественного возмездия?

Лохелиус растерялся:

— Нет, ваше высокопреосвященство, я лишь…

— Побудьте вместе со мной.

— Конечно, для меня это честь.

На плаху вывели третьего обвиняемого. Это был голый мужчина. В отличие от женщин, он не сопротивлялся. Палачи привязали его к брусу, и кардинал Гергенроттер объявил ему:

— Приор Сен-Жермена Вильгельм Эделин, ты привлечен к суду епископом Эврэ за то, что ты в своих проповедях отрицал возможность полета ведьм по воздуху на поленьях, метлах, помелах и палках. Тебе вменяется в вину, что эти дерзкие проповеди внушались дьяволом, с которым ты заключил союз со специальной целью вводить народ в заблуждение. Ты совершил преступление против канонического права и будешь подвержен наказанию через сожжение на костре. Этот приговор произнесен мной, в присутствии собравшихся на этой площади людей…

Ришелье сказал Лохелиусу:

— Остался еще один преступник…

Тут солдаты вынесли клетку кардинала Балю. В ней был заперт измученный, еле живой человек. Это был аббат Петруччи из Сиены, заговорщик против архиепископа Ди Медичи. Гергенроттер огласил обвинение, аббата извлекли из клетки и присовокупили к остальным.

После этого Гергенроттер приказал приступить к аутодафе.

Солдаты подожгли костры.

Кардиналу Лохелиусу было очень плохо. Он еле держался на ногах, однако, уйти не решался. Он чувствовал, как внимательно следит за ним Ришелье.

В его воображении оживали образы детских воспоминаний, глаза мамы, такой же костер, то же самое восхищение толпы, и он заплакал…

С таким же помутневшим сознанием глядел он на происходящее после казни. Играла музыка, и перед восхищенной публикой могущественный кардинал Педро Валентинуа убил пять быков. Последнему он эффектно отрезал голову одним ударом меча. После этого, под возгласы всеобщего ликования, Валентинуа осушил огромную чашу вина за здоровье всех.

Наконец, Лохелиус услышал голос Ришелье:

— Теперь можете идти отдыхать. Завтра трудный день…

— Благодарю, ваше высокопреосвященство, — еле пролепетал Лохелиус и быстро удалился в сторону своих апартаментов.

Всю ночь ему снились глаза мамы, смотревшей на него сквозь огонь.

10. Суд над тьмой

Ясем грезит на рассвете, перед пробуждением.

Сквозь пелену тумана он скользит по таинственной реке, подталкиваемый любопытством.

Берега меняются в непрерывном колебании, и Ясем плывет вверх по течению дальше и дальше, встречает причудливые тени маленького дома на берегу озера. Невидимая волна влечет Ясема в дом, где в комнате с камином он видит больного старика в кресле. Он рассказывает гостям историю про учителя и…

Он упоминает и грезы Ясема.

Он упоминает и встречу с философом Беме…

Кто он?

Ясем прислушивается к вибрациям речи старика и понимает, что это тот самый профессор, Давид Вихониковский, который так извращенно отзывался об учителе. Но здесь он не похож сам на себя. Он стар и немощен. Одной ногой он в могиле, однако, духом еще бодр и говорит об учителе, как о гении…

Он упоминает молитву:

Господи, дай мне силу встретить с душевным спокойствием все, что даст мне сей день…

Ясем очнулся, присел на постели и до него донеслись слова молитвы Златоуста.

— Господи, дай мне силу предаться воле Твоей Святой и наставь, и поддержи меня всякий час сего дня…

Ясем заметил Златоуста и Яна в углу комнаты. Златоуст произносил эту молитву, а учитель повторял за ним. Неожиданно Ясем понял, что старик из грез Ясема описывал своим гостям именно эту обстановку.

Ясем посмотрел в окно и увидел очень густой туман.

Неужели Бог их задержит, чтобы они встретились с господином Беме?