Кон-Тики - Тур Хейердал

Закусив и хорошенько отдохнув, мы занялись отсыревшей радиоаппаратурой. Торстейну и Кнюту нужно было спешить выйти в эфир, пока радиолюбитель из Раротонги не передал всему свету печальную весть о нашей гибели.

Б́ольшая часть аппаратуры уже лежала на берегу, но тут какой-то ящик на рифе привлек внимание Бенгта, он ухватился за него – и подпрыгнул в воздух. Ударило током – значит, ящик из комплекта радиостанции! Радисты принялись разбирать, переключать и опять собирать, а мы тем временем устраивали лагерь.

Забрав с плота тяжелый промокший парус, мы вытащили его на берег и растянули между двумя пальмами над площадкой, обращенной к лагуне. Колья сделали из выброшенных волнами бамбуковых жердей. Цветущий кустарник, насыщавший воздух упоительным ароматом, образовал три стены, а с четвертой стороны открывался вид на зеркальную гладь лагуны. Чудесное место. Посмеиваясь от удовольствия, мы отбросили в сторону торчащие из песка ветки коралла и сделали себе постели из пальмовых листьев. До темноты у нас было готово уютное гнездышко, и сверху над нами висела большая бородатая физиономия доброго старого Кон-Тики. Он уже не пыжился, раздуваемый восточным ветром, а недвижимо смотрел на звезды над Полинезией.

Кругом на кустах лежали мокрые флаги и спальные мешки, на песке сушилось прочее имущество. Еще один день на этом солнечном острове, и все отлично просушится. Радистам тоже пришлось сдаться до следующего дня, чтобы солнце могло как следует прогреть аппаратуру. Мы сдернули с кустов спальные мешки и улеглись, споря, чей мешок суше. Победил Бенгт, его мешок не хлюпал, когда владелец ворочался.

Проснувшись наутро вместе с солнцем, мы увидели, что парус провис под тяжестью кристально чистой дождевой воды. Бенгт собрал драгоценную влагу, потом отправился к лагуне и принялся вылавливать причудливых рыб, которых заманивал в канавы в песке.

Герман утром жаловался на возобновившуюся боль в шее и в спине – память об ушибе, полученном в Лиме, а к Эрику вернулся его радикулит. Вообще же встреча с рифом прошла для нас на диво благополучно, мы отделались мелкими царапинами, если не считать Бенгта, который получил легкое сотрясение мозга, когда обломок мачты ударил его по лбу. Правда, сам я выглядел довольно своеобразно, руки и ноги сплошь в синяках после объятий со штагом.

Во всяком случае никто не устоял против соблазна искупаться перед завтраком в прозрачной внутренней лагуне. Кстати, лагуна была огромная. Вдали от берега пассат морщил ее синюю поверхность, а еще дальше с трудом различались голубеющие островки, обозначающие изгиб кольцевого рифа. Но на подветренной стороне нашего островка пассат тихо шелестел в метелках пальмовых крон, заставляя их покачиваться, а зеркало лагуны повторяло каждое движение. Горько-соленая вода была настолько чиста и прозрачна, что мы, плывя в 3 метрах над коралловым дном с пестрым рыбьим населением, боялись задеть его и порезаться. Да, то был подлинно сказочный мир. Температура воды – в самый раз, воздух – сухой и горячий от солнца. Но долго купаться мы не могли. Раротонга ждала вестей.

На коралловых плитах в лучах тропического солнца сушились катушки и прочие части, Торстейн и Кнют орудовали паяльником и отверткой. Шли часы, и мы все больше волновались. Бросив остальные дела, окружили радистов: может быть, сумеем чем-нибудь помочь? До десяти вечера мы должны выйти в эфир, не то, как истекут условленные тридцать шесть часов, радиолюбитель на Раротонге начнет вызывать спасателей.

Полдень, вечер, вот и солнце зашло. Только бы наш корреспондент набрался терпения. Семь часов, восемь, девять… Наши нервы были на пределе. Передатчик молчал, но приемник типа NC-173 начал оживать, в нижней части шкалы звучала слабая музыка. Любительский диапазон еще был нем, однако звук подбирался к нему все ближе. Было похоже, что какая-то из катушек постепенно подсыхает с одного конца. А передатчик упорно хранил безмолвие, искры говорили о замыканиях в схеме.

Осталось меньше часа. Отчаявшись наладить основной передатчик, мы снова взялись за портативную военную рацию. Ее тоже за день испробовали не раз и не два, но без толку. Может быть, теперь просохла. Аккумуляторы все до одного были испорчены, мы получали ток от маленького ручного генератора. Крутить было тяжеловато, и мы четверо, неквалифицированная рабочая сила, сменялись на этой шарманке.

Тридцать шестой час истекал. Помню, кто-то шепотом отсчитывал – семь минут, пять… Потом никто уже не глядел на часы. Передатчик словно воды в рот набрал, зато приемник потрескивал все ближе к нужной частоте. Вдруг «задышала» волна нашего приятеля на Раротонге, мы разобрали, что у него идет разговор с Таити. Нам удалось записать отрывок его послания:

– …Ни одного самолета по эту сторону Самоа. Я абсолютно уверен…

И опять все стихло. Нет, это невыносимо. Что там происходит? Неужели выслали самолеты и спасательные отряды? Наверно, в эфире сейчас тесно от радиограмм.

Двое радистов лихорадочно трудились. Пот катил с них градом не хуже, чем с нас, «шарманщиков». Мало-помалу в антенну передатчика пошел ток, и Торстейн ликующе показал на стрелку прибора, которая медленно ползла вверх, когда он нажимал ключ. Вот оно!

Мы крутили как сумасшедшие, а Торстейн вызывал Раротонгу. Не отвечает. Еще раз. Передатчик наконец ожил, а Раротонга нас не слышит! Мы стали взывать к Галу и Фрэнку в Лос-Анджелесе, к военно-морскому училищу в Лиме – никто нас не слышал.

Тогда Торстейн выбил SOS, иначе говоря обратился ко всем, кто в это время слушал на нашей волне.

Это помогло. Чей-то слабый голос в эфире неторопливо вызвал нас. Мы поспешили откликнуться, дескать, слышим. И снова неторопливо:

– Меня зовут Пауль, живу в Колорадо, как звать тебя, где живешь?

Значит, радиолюбитель. Мы крутили, а Торстейн отбил ключом:

– Здесь «Кон-Тики», нас прибило к необитаемому острову в Тихом океане.

Но Пауль нам не поверил. Решил, что его разыгрывает какой-нибудь коротковолновик с соседней улицы, и не стал даже отвечать. Мы рвали на себе волосы от отчаяния. Сидим под звездами на безлюдном острове, а нам не хотят верить!

Торстейн не унимался, опять взял ключ и принялся передавать: «Все в порядке», «Все в порядке», «Все в порядке». Надо же как-то остановить всю эту махину, пока спасатели не вышли в океан на поиски.

И вдруг в приемнике чуть слышно:

– Что же ты расшумелся, если все в порядке?

И все, опять в эфире тишина.

Хоть бейся головой о пальмы, пока все орехи не свалятся. Один Бог ведает, что бы мы откололи, если бы нас вдруг не услышали сразу и Раратонга, и старина Гал. Гарольд клялся, что, поймав наконец позывные LI2B, от радости пустил слезу. Тотчас дали отбой тревоге. И вот мы снова наедине с собой на своем островке. Вся шестерка повалилась в изнеможении на постели из пальмовых листьев.