Доспехи из чешуи дракона - Денис Юрин

Морковь и редька сразу нашлись в огороде, притом в неимоверно больших количествах. Наверное, старушонка питалась исключительно ими, поэтому и дожила до столь преклонных лет. При всем уважении Шака к старости, древние старушки, одиноко доживающие свой век, не вызывали у него чувство сострадания. Многие из них и сами уж не рады, что задержались на этом свете, но искра жизни почему-то все никак не хочет покидать их меркнущее сознание. Провалы в памяти и сознании зачастую зло шутят со стариками, заставляя их творить поистине невероятные вещи, не находящие у любого человека в здравом уме ни малейшего логичного объяснения. Если за такой вот бабусей и присмотреть-то некому, то она вполне может натворить бед. Вернувшись в избушку, Шак застал именно тот момент, когда чахлая старушонка вытащила из печи тяжелый котелок и неизвестно зачем хотела вылить бурлящий кипяток на лежавшего на полу Семиуна. Вот уж верно говорят: старость – не радость. Чувствуя, что это далеко не последний фокус, который способен показать радостно улыбающийся во все четыре зуба цветочек с мутными глазками, Шак решился на крайние меры, хоть они и были ему неприятны. Он положил проказницу на кровать и крепко связал ее тонкие ручки да ножки полотенцами. Затем, стараясь не рассмеяться от тихого писка объекта опеки «Нашилую-ю-ют!», бродяга вернулся к печи и зашерудил кочергой.

Содержимое принесенного с собой узелка было брошено в котелок, отчего по конурке мгновенно распространился тошнотворный запах. Однако пискливой старушонке он был нипочем, она неустанно повторяла одно и то же слово, которое, возможно, годков пятьдесят-шестьдесят назад и было для нее актуально. Вслед за кистями водяной дамы и волосами оборотня в варево отправились редька с морковью. Шаку оставалось добыть еще две составляющие, и сделать это следовало как можно быстрее: долее четверти часа умирающему было не протянуть.

Оказавшись снова снаружи дома, Шак с тревогой отметил, что бой принял затяжной характер, а попытки крестьян бороться с огнем становились все слабее и слабее. Уже начала загораться крыша третьего дома с околицы, и если пламя продолжит пожирать жилища такими же темпами, то через полчаса запылает и крыша их избушки. Стараясь не думать о плохом, а с бедами бороться по мере их поступления, бродяга перепрыгнул через изгородь и оказался во дворе соседнего дома. Лук нашелся сразу, а вот за козлом пришлось изрядно побегать. Одним словом, пакостная скотина вела себя соответственно своему названию и довела преследователя до исступления, прежде чем лишилась своей вонючей, перепачканной чем-то липким, бороды.

Шак хотел возвращаться. Варево в котелке, наверное, уже выкипало и с нетерпением ждало недостающих ингредиентов. Заставляли поторопиться Шака и мысли о Семиуне, готовом вот-вот отойти в мир иной. Однако, когда работающему человеку некогда, ему усиленно стараются помешать всякие тунеядствующие бездельники. Из клубов дыма неожиданно появилась спина наемника, вслед за ним показались и двое нападавших на него разбойников. Вся троица участников драки была перепачкана сажей с ног до головы и, кроме криков да рыков, щедро источала в адрес друг друга проклятия. Шак спешил, становиться четвертым в ратной забаве у него не было ни времени, ни сил, поэтому он просто метнул топор в спину преградившего ему путь наемника и как ни в чем не бывало прошествовал дальше, естественно, не забыв выдернуть на ходу из спины умирающего оружие. Разбойники не накинулись на него, видимо, приняв по ошибке или за своего, или за одного из крестьян. Ведь на закованного в крепкие доспехи солдата голый по пояс бородач был совершенно не похож.

Вылазка прошла успешно: бродяга благополучно вернулся в избу; старушонка хоть по-прежнему и пищала, но не смогла избавиться от пут; Семиун не умер и зловонное зелье не выкипело из котелка. Последние два ингредиента, которые Шак тут же добавил, не прибавили вареву пахучести…там уже и прибавлять было нечего…

Через четверть часа мучений от вдыхания дурных ароматов и бессмысленного наблюдения за ерзаньем неугомонной бабки по кровати Шак наконец констатировал факт, что снадобье готово. Оставалось лишь слить его из котла с отвратительным осадком, немного остудить и влить в рот умирающему. Хоть Шак и не был брезглив, но натерпевшийся организм едва сдерживал приступы подкатившей к горлу рвоты. Хорошо еще, что водянистые кисти покойной красавицы полностью растворились в отвратительном месиве и на дне от них остались лишь две чешуйки.

Аккуратно поставив крынку с дымящейся смесью на подоконник, бродяга открыл дверь и, схватив замотанной в тряпку рукой зловонный котелок, запустил его в огород. «Осадок всяко уже без надобности, а вони в избе поменьше», – здраво рассудил Шак, принявшийся за следующий этап работы. Осторожно взяв крынку в руки, бродяга опустил ее в бадью с довольно холодной водою. Руки бедолаги тут же заныли от резкого перепада температур: изнутри ладони обжигала горячая крынка, а снаружи – морозила ледяная вода. Руки целителя затряслись в локтях, а острые зубы чуть не прикусили нижнюю губу, но результат оправдал все страдания.

Чудотворное зелье было готово и уже через пару секунд проследовало в силой открытый рот умиравшего, а теперь быстро пошедшего на поправку лекаря. Дело сделано, можно перевалить бесчувственное тело Семиуна через седло, сесть на коня самому и продолжить прерванный путь к замку. Однако имелось одно обстоятельство, не позволявшее бродяге уйти, а именно – чувство вины. Ведь именно он направил погоню в деревню с бандитами, ведь именно он стравил два отряда и обрек многих мирных жителей на случайную смерть от огня, копий, мечей, копыт и стрел. Он был виновен. Некоторую вину нельзя искупить, но можно свести вред от нее к минимуму.

«Крестьяне должны тушить пожар! Бой мешает, бой должен быть остановлен!» – принял решение Шак, переступая порог избы и оставив связанную старушку на попечение уже приходящего в себя компаньона.

* * *

Люди разные, и развлекаются они по-разному. Одних увлекают азартные игры и флирт, других – чревоугодие и плотские утехи без сопутствующей им романтической белиберды, третьи ищут чего-то особенного, будоражащего кровь и приближающего к смертельной опасности. Одним словом, каждый тешится, как может, однако, несмотря на завидное стремление людей к нескучному времяпрепровождению, набор доступных развлечений весьма ограничен, и лишь счастливчикам удается открыть что-то принципиально новое, получить впечатление, неведомое остальным. Шаку повезло, хоть он и не искал редких приключений, но экзотика сама ворвалась в его жизнь, дав почувствовать то, что суждено немногим.

Бродяга часто блуждал в тумане, когда не видно было даже кончиков пальцев. Иногда ему приходилось пробираться сквозь пожарища, когда горел лес иль полыхали охваченные пламенем дома. Доводилось скитальцу и прокладывать путь среди толпы сражающихся, выбираясь из города, в который только что ворвались озверевшие после долгой осады и кровопролитного штурма вражеские солдаты. Но еще ни разу, еще никогда судьба не заставляла его делать и то, и другое, и третье одновременно. Шак был доволен, да что там доволен, просто находился на вершине блаженства, ведь ради подобных минут он и жил. Необычные мгновения приходили так редко; они не баловали бедолагу, обреченного скитаться по бесконечным дорогам и посещать похожие друг на друга города, в которых когда-то, очень давно, он уже бывал, но зачастую даже не помнил об этом. Жизнь странника была скучна и однообразна, изысканные потехи быстро надоедали, а среди обыденной серости бытия не часто встречалось нечто, достойное внимания; нечто, что заставило бы дремлющую душу ожить. Сладкое ощущение новизны, неизбитости, небанальности, свежести захлестнуло и околдовало бродягу.